Пришел черед для следующего этапа нашего сговора. Если бы он не удался, то и весь замысел в целом закончился бы ничем. Поэтому мы с папенькой развили бурную деятельность, терпеливо дожидаясь развязки. После глумления над Савонаролой в Верчелли мы держали ухо востро, ловя обрывки доходящих до Флоренции вестей о плащанице. В тот день в капелле наверняка присутствовали жители нашего города, а они, как все прочие смертные, были не прочь посплетничать.
Я не пропускала ни одного рыночного дня и болтала на Меркато Веккьо с торговцами и подобными мне домохозяйками, складывавшими к себе в корзинки рыбу, яйца и помидоры.
«Ходил ли кто-нибудь из ваших знакомых посмотреть на священную плащаницу? — спрашивала я, притворяясь благочестивой христианкой, подумывающей о паломничестве в Верчелли. — Слышала я, дорогой наш настоятель Сан-Марко поклонился ей. Что он говорит о ней? Стоит идти в такую даль и тратить целый месяц?»
Кто-то вспоминал, будто Савонарола предсказывал с кафедры появление этой реликвии, другие слышали краем уха, что приор и вправду совершил паломничество на север, некоторые собирались сами посетить святыню, но в общем и целом во Флоренции почти не было разговоров о Лирейской плащанице.
Папенька без устали обходил городские таверны, наиболее нелицеприятные из флорентийских заведений. Самыми доступными развлечениями в них с тех пор, как возлияния, распутство, игры на ставки и прочие забавы оказались под запретом, были пересуды и разведенное вино. Но и там даже шепотом никто не упоминал о головомойке, заданной Савонароле кардиналом перед целой толпой прихожан. Но поразительнее всего было то, что никто ни единым словом не обмолвился о несказанно чудесном образе, запечатленном на плащанице.
Однажды летним вечером, когда мы с папенькой наслаждались прохладой на берегу Арно, вблизи раздался шум ссоры: двое безуспешно пытались утихомирить пьяного. Мы подошли ближе. На глинистом берегу сидел, болтая ногами в воде, изрядно подвыпивший старик. Двое мужчин помоложе отнимали у него бутыль с вином, которую тот прижимал к груди, наотрез отказываясь встать и идти домой.
— Говорю же вам, он был взаправдашний, наш Господь, будто его только-только похоронили!
— Пойдем, дедушка! — умолял один, на вид совсем юноша.
— Не пойду! — едва ворочая языком, упирался тот. — Я хочу, чтобы и меня покрестили в реке! Как Христа Иоанн!
— Ты уже крещеный, — терпеливо уговаривал второй, тщетно дергая пьяного за намокший рукав.
— Но я видел лик Христа, сколько вам талдычить! И наш однобровый горе-проповедник тоже его видел! — вскрикивал старик. — Видел и объявил подделкой, сатанинским ухищрением! Как можно было так усомниться?!