Сделав носильщикам жест, что путь свободен, Лоренцо поскакал к галерее дворца, под которой застыли его мать и отец вместе с Джулиано, ожидая, когда он присоединится к ним и дополнит живописное семейное полотно.
Я отступила в толпу, желая поскорее затеряться в ней, но Бенито надоедливо дергал меня за руку с дурашливыми восторгами:
— Катон! Он тебя поднял! Шапку на тебе поправил! Он тебя заметил!
В довершение ко всему озорник начал сдувать с моей мантии невидимые пылинки, словно прислуживая невесть какому вельможе. Я поймала на себе множество любопытных взглядов, словно до меня и в самом деле снизошел Господь Бог.
— Я жив и здоров, будет тебе, — осадила я Бенито, желая пресечь его глупые шалости. — Скажи-ка, чем так вкусно пахнет? Или мне показалось?
— Вкусно? Думаешь, показалось?
Бенито весь просиял, и я вдруг вспомнила Леонардо и его волчий аппетит, появившийся у него, едва сыну стукнуло тринадцать лет.
— Сейчас ты увидишь, что такое «вкусно»! — Он начал протискиваться сквозь толпу к краю площади, поторапливая меня на ходу:
— Не отставай, иначе опять друг друга потеряем!
Наконец мы пробились к кромке площади, где, пополняя день нескончаемых чудес новой неожиданностью, тянулся длинный ряд столов под разноцветными навесами. Каждый стол изобиловал каким-нибудь тосканским лакомством. Улыбчивые флорентийки потчевали снедью всех желающих. Меж столами были выставлены бочонки с вином, и виноторговцы зазывали непременно отведать их букета.
Ничем итальянец не чванится больше, чем собственным вином, — оливковое масло, разумеется, не в счет. Ведь масло, оно масло и есть, его добавляют во все блюда, в лекарства, припарки и варенья и даже умащивают им кожу. Папенька говаривал, бывало: «Сделай тосканцу кровопускание, и из вены у него потечет либо вино, либо масло».
— И вправду вкусно, — призналась я.
— А как же иначе? — удивился Бенито. — Где ты видел гулянье без пирушки?
Мы прошлись по ряду с яствами, выбирая, какое попробовать для начала.
— Догадываюсь, что и это все предоставил…
— Оглянись вокруг себя, Катон, — с придыханием призвал меня Бенито, и я послушно еще раз обозрела площадь. — Все, что ты здесь видишь, слышишь, пробуешь на вкус и нюх, любую ничтожную мелочь на этой площади придумал, смастерил или оплатил Лоренцо.
Я невольно кинула взгляд под балдахин у галереи дворца Синьории — семья Медичи была в сборе. Глава клана возложил немощные руки на плечи двоих сыновей, явно гордясь ими. Лоренцо почтительно и нежно держал руку матери, целуя кончики ее пальцев. При виде их у меня ком застрял в горле, но в следующий миг мне будто вонзили острый кол в самое нутро: рядом с предводителем Гильдии нотариусов стоял и беседовал с ним отец Леонардо, Пьеро да Винчи.