Хоббиту тут же очень захотелось оказаться на улице и желательно подальше от этого места. Гномы при виде его находки сразу схватились за топоры, но, поуспокоившись, заставили хоббита как следует всё осмотреть. Это отняло у них немало времени, они облазили дом сверху донизу, но больше не нашли ничего подозрительного, однако им стало ясно другое.
– В доме были, – выдохнул хоббит, когда они закончили осмотр. – Месяц назад, может – два. С петель сбита ржавчина, человеческая челюсть висит на чистом кожаном шнурке, а все прочие на шерстяных и совсем заросли пылью. Кроме того, в очаге горел огонь.
– Славно! – процедил сквозь зубы Малыш. – Куда ты привёл нас, Торин? Кто здесь жил? Это что, Дунланд?
– Не похоже, – покачал головою Торин. – Дома здесь, по крайней мере, совсем не такие. Да и не слышал я, чтобы горцы собирали челюсти!
– А кто же тогда? Фолко, хоть ты скажи!
– Что сказать-то? – повёл плечами хоббит. – Читал я, что в услужении у Сарумана были жившие где-то в этих краях какие-то «ездящие на волках», но кто они такие и куда потом делись – не знаю.
– А человеческая челюсть? Она откуда?
– Вспомни, что говорил Рогволду Франмар на дороге в Аннуминас, – мрачно усмехнулся Торин. – У меня это никак из головы не идёт – про тех, что вырезали нижние челюсти у попавших в плен арнорских конников!
– Ты хочешь сказать… – начал Малыш, хватаясь за меч.
– Я хочу сказать, – перебил его Торин, – что ночевать здесь я не стану ни за какие деньги. Лучше уж в лесу! Давайте искать место для ночлега, а то вон солнце уже садится.
Стараясь оставлять как можно меньше следов, они выбрались из загадочной деревни и зашагали через пустое, заросшее поле к мелколесью. Солнце хоть и опускалось к горизонту, но было ещё довольно высоко, до начала сумерек оставалось около часа.
– Растяпа! – хлопнул себя по лбу Малыш. – Воды-то не набрали!
– В деревне ты бы её и так не набрал, – откликнулся хоббит.
– А колодцы? Должны же быть колодцы!
– В брошенных деревнях колодцы умирают первыми, – печально сказал Фолко. – Колодец живёт, лишь пока из него берут воду, пока он нужен. А перестали черпать – и он умирает. Говорят, его водяной хозяин от обиды уходит прочь, а вместе с ним и вода. Потом обрушивается сруб…
– Гляди, ручей, – толкнул Малыша Торин. – Там и наберём.
Они поехали вверх по течению. Ручей брал своё начало в лесном ключе, бившем из размыва на самом краю ольшаника. Вода оказалась вкусная, чистая, холодная, с каким-то особенно приятным запахом то ли просыпающейся земли, то ли распускающейся листвы… Они пили долго и никак не могли оторваться, хотя жажда их и не мучила.