– Надо будет – заглянем, – посулил Малыш.
Им предстоял последний бросок. Но – по совершенно гладкой и ровной, как стол, луговине. Впереди торчало одно-единственное дерево – и на его ветвях уже обосновалась целая стая голошеих стервятников – пожирателей падали…
– То-то будет им поживы, – мрачно заметил Маленький Гном. – Ну, так что теперь? Встанем во весь рост – и вперёд?..
– Вперёд, вперёд… Э, похоже, харадримы на том костре человечину жарят! – Торин сжал кулаки.
– Эовин там нет! – вырвалось у Фолко.
– Но есть другие, ничуть не хуже, – сурово молвил Торин. Фолко лишь тяжко вздохнул и скрипнул зубами. На сердце было черным-черно, и он как-то даже невольно начинал забывать о том, что они и сами очень даже могут не вернуться из этого боя, выдержав сперва атаку тхеремцев, а потом наверняка – той таинственной серой армады, что надвигалась с юго-востока. Неужто и в самом деле перьерукие?..
– Если в открытую – то пойдём, а не побежим. – Торин лишний раз тронул топор – легко ли вынимается? – Побежим если – даже последний глупец поймёт, что дело неладно. А так… может, и проскочим…
– Безумие, чистое безумие… – пробормотал Фолко, не сводя глаз с пылающего воза. – Пожалуй, побезумнее даже, чем тогда, с Олмером… у Болотного замка…
– Если что – погодите в драку лезть, я сперва с ними поговорю, – торопливо бросил Рагнур. – Наплету им что-нибудь… мы, мол, наёмники из Умбара, желаем сражаться вместе с вами… Хорошо? За железо схватиться всегда успеем…
Солнце меж тем поднималось всё выше и выше – и, словно завидуя дневному светилу, в злобной гордыне тщась потягаться с ним, росла на горизонте дымная стена. Вражье войско было уже неподалеку. Только теперь Фолко вдруг подумал, что, наверное, для Великого Орлангура битвы людей и впрямь кажутся очень красивым зрелищем. Могучий, все сметающий серый вал человеческих тел, неведомыми силами согнанный к поспешно возводимой тхеремцами запруде; длинная вереница высоких повозок со сверкающими сталью косами на ободах (о подобных боевых колесницах хоббиту доводилось и слышать, и читать в Гондоре и Эдорасе); строй верховых харадримов, на конях и велбудах, в блистающих бронях, в алых и золотых одеяниях; зелень степи – хотя ей давным-давно полагалось быть иссушенной дожелта; голубизна небес; чернота вздыбившегося дыма. Пожалуй, впервые в жизни хоббит смотрел на разворачивающуюся перед ним драму чуть со стороны, взглядом хоббита, а не воина, отличающегося от людей только ростом да густой растительностью на ногах. Это было грандиозно. Страшно. Завораживающе. Гибельно. Разумом Фолко понимал, что совсем-совсем скоро захватывающая картина, что могла тешить взоры холодного, стоящего вне Добра и Зла Золотого Дракона, исчезнет, сгинет, развеется, подобно утреннему туману под ветром. Развеется, едва лишь силы сшибутся. К трём основным цветам картины добавится четвёртый – алый, цвет крови. А она, похоже, разольётся здесь настоящим половодьем.