—Франсуа, мне совсем не хочется, чтобы ты из-за этого болел и переутомлялся, тебе нужно отдохнуть. Но все же мне было бы очень приятно, если бы ты все же закончил свою книгу.
—Не волнуйся, все будет нормально. Теперь у меня голова уже не так болит при поиске слов. С каждым днем делается все легче. Успокойся, меня больше не будет бить лихорадка (я засмеялся), кроме творческой, конечно.
—И много у тебя получилось?
—Заканчиваю тетрадь. Но Жак сказал, что надо бы две.
—А можно мне взглянуть, что ты там написал? Одним глазком.
—Зачем тебе?
—Может, я начну о тебе иначе думать.
—Но я все тот же Галарно.
Как будто ей захотелось поменять обстановку. Может быть, ей в тот вечер разнообразия ради надо было заняться любовью с писателем?
—Если ты не дашь мне прочитать, я пойду в кино.
—Ага.
—Ты просиживаешь все вечера в своей столовке, с ручкой во рту.
—Так тебе надо, чтобы я написал книгу или нет? Это, кстати, была не моя идея.
—Ладно, пойду-ка я в кино.
—Я тебе это давно говорил.
—Тебе не кажется, что у нас здесь тесновато?
—Но у нас нет детей. А так, конечно, могло бы быть попросторнее.
—Ничего нового от адвоката?
—Он сказал, что это будет тянуться долго...
Хотя у меня и хороший адвокат. Он проводит много времени в разъездах между Оттавой и Монреалем, распутывая клубок разлук, адюльтеров, алиментов, заговоров с фотография ми-уликам и. Мне все это так в прошлом году осточертело, что я даже написал в «Ла Пресс»[42]. Я отправил письмо главному редактору газеты, в раздел «читательская трибуна». Я писал, что все эти бумаги, которые подают на рассмотрение в парламент, столь же абсурдны, как и сроки для получения развода, и что я, несмотря на неудачный опыт в Леви, хотел бы жениться вновь. И подписался своим именем. Только все это ничего не дало.
А
—All work, no pay?[43] Это несерьезно, Франсуа! Я прихожу за вами в шесть часов, ты запираешь свой дворец, и я веду вас есть фондю по-бургундски. Ты, конечно же, и понятия о нем не имеешь, а ведь это вкусно! А потом? Бог мой, потом — кино, театр, или же, если желаете, я поведу вас в парк Бельмон. Мне самому давно хочется сходить туда еще разок!
Мариза, разумеется, решила не упустить случая. Вечера тянутся один за другим, словно бредущее гуськом бесконечное индейское племя, и она постепенно впадает в неврастению. Это ей надо было бы писать книгу! Сти, мне-то ничего от того, что я работаю семь вечеров в неделю, наоборот, появляется время поразмышлять. Не знаю, какая муха укусила Жака. Обычно он не стремится меня развлечь, как раз таки наоборот. Приходя, он всякий раз приносит мне книгу, которую сам прочитал. А я даже не смог закончить последнюю: «Дневник» Андре Жида. Странный он какой-то чувак, вроде пугливой старой девы, анализирует свои чувства и выписывает поэтому витиеватые фразы: «о которой», «о котором», и они следуют друг за дружкой, как утки на стенде тира. Но, интересное дело, в смысле когда пишешь сам, книги как-то по-особенному начинают на вас действовать: они либо становятся понятнее, либо просто падают у вас из рук, третьего не дано.