— Поднимите головы!.. Покажем, как умирают большевики!
Махно остановился и тяжелым взглядом недобрых глаз стал оглядывать пленных. Он вообще холодно относился к рабочим, а тут были продотрядники, которых он ненавидел и расправлялся с ними жестоко.
— Ну-с, лебеди, расскажите, зачем на Украину пожаловали? — после некоторого молчания спросил он, прищурившись.
Пленные хмуро молчали.
— Понятно, — раздражаясь, заговорил Махно, — вы только в своем Питере привыкли шуметь: мы, мол, путиловцы, столпы революции, опора Советской власти… И только! — заключил он фразу своей обычной поговоркой. — Не пойму я, что вас заставляет, дураков, за города держаться… Надо сейчас же, немедленно бросать города и идти в села, степи, леса. И только! — Махно, свергнув очками, оглянулся на Волина; тот одобрительно кивал ему головой. — Ну, вот ты скажи, — подступил «батько» к подростку-рабочему с девичьим лицом. — Скажи: правильно я говорю?
— Что же тут правильного? — пожимая худыми плечами, ответил пленный. — Мне и в городе хорошо.
— Ну а тебе? — спросил Махно рабочего с черными живыми глазами. — Или ты тоже дальше своего носа не видишь?
Рабочий усмехнулся.
— Я-то вижу, а вот ты очки побольше надень, чтоб видеть дальше, — сказал он.
— Что же ты видишь? — спросил Махно, с трудом сдерживая закипавшую злобу.
— Что я вижу? — Рабочий в упор взглянул на него. — Я вишу ту великолепную жизнь, которую ни ты, ни твои подручные никогда не увидят!
— Вот как! Гм… Что же это за жизнь? — спросил Махно, шевельнув ноздрями широкого носа.
— Смотри! — рабочий простер руку вперед. — Хотя нет, ты все равно не можешь увидеть. А я вижу, и товарищи мои тоже видят. — Он прихватил стоявшего подле подростка и, прижимая его к себе, продолжал: — Мы видим новые цветущие города!.. Мы видим богатейшие поля! Мы видим работающие на них машины!.. Это счастливый труд без эксплуататоров и паразитов! Это социализм!..
Махно, тяжело дыша, смотрел на него.
— Это ты Гобар? — хрипло спросил он, сделав знак Гуро и остальным подойти ближе.
— Хотя бы! — Гобар поправил съехавшую на глаза окровавленную повязку и усмехнулся.
— Смешься, гад? — спросил Махно.
— Это кто ж такой гад?
— Ты!
— Нет, я человек, — сказал Гобар гордо. — А вот ты паразит. Не напился еще рабочей крови? Смотри, захлебнешься!
— Что?! — Махно схватился за кобуру. — Молчать! Застрелю!..
Гобар, стиснув зубы, смотрел на него. Грудь его часто вздымалась.
— А я от тебя другого и не жду, — заговорил он, помолчав. — Но имей в виду, гадина, что и вам от наших рук живым не уйти! Не будет вам места на нашей земле! Не будет…