Говоря это, он держал кота на весу. Кот словно знал, о чем идет речь, угрожающе шипел, как змея, и топорщил усы.
— Зачем же, товарищи, котика резать? — вдруг ласково заговорила старуха. — Жалко. Животная ведь.
— А ты, бабуся, видать, дюже жалостливая?
— Уж такая я жалостливая, что, скажи, другой такой не сыскать.
— Ну, раз ты такая жалостливая, то не пожалеешь за котика фунта два сала?
— А нешто…
— А борща дашь?
— И борща дам.
Харламов замолчал, словно в раздумье.
— Ну что ж, товарищ доктор, в таком случае, пожалуй, пустим его, а? Как ваше мнение? — спросил он, повертываясь к Кузьмичу.
— Да по мне, факт, можно пустить, — согласился Кузьмич, — Как с вашей точки, Василий Прокопыч?
— Раз бабка выкуп дает, можно пустить, — тихо буркнул трубач.
— Ну, ежели все согласные, то так уж и быть. Да… Берите, бабуся, вашего котика, — с деланным сожалением в голосе сказал Харламов, выпуская шарахнувшегося под печку кота. — Только побыстрей соберите нам пообедать. И побольше: у товарища доктора аппетит знаменитый.
Шлепая босыми ногами, старуха поспешно подошла к печке и открыла заслонку.
Кузьмич сглотнул слюну — в хате запахло борщом…
Плотно пообедав и на всякий случай договорившись об ужине, они вышли на улицу.
— А насчет кота ты ловко придумал, — с довольным видом ковыряя в зубах, говорил Кузьмич, обращаясь к Харламову. — Ишь, вредная бабка, черт ее забодай! И чего-только не было в печке! А прибеднялась-то как!
— Чем люди богаче, тем жаднее, — заметил Харламов. — Бедный-то скорее последнее отдаст… Я вот, товарищ доктор, как Донбасс проходили, у одного шахтера заночевал, так у него у самого ничего не было, а мне на дорогу последнюю корку насильно совал.
— Н-да! — с довольным видом протянул Кузьмич и, благодушествуя, загудел под нос песенку, которую слышал в Ростове:
У кошки четыре ноги
И длинный хвост,
Но тронуть ее никто не моги,
Несмотря на маленький рост.
— Товарищ доктор, может, пойдем до эскадрона? — предложил Харламов. — Там ребята собирались на площади танцы устроить.
— Ну что ж ты раньше не сказал? Я б тогда ел поменьше, — с огорчением в голосе сказал Кузьмич. Но в глубине души он был очень доволен, что у него есть предлог отказаться от лишних движений. — Куда ж теперь после обеда! Нет, уж мы лучше с Василием Про-копычем соснем немного. Да после обеда оно и не мешает. Факт. На это и медицина указывает, — заключил он, поглаживая себя по толстому, как котел, животу.
— Ну так счастливо оставаться! — Харламов кивнул и пошел по улице.
Навстречу ему показался человек. Он то бежал, то, переводя дух, быстро шел, размахивая руками. «Крутуха, никак? — подумал Харламов, вглядываясь в приближавшегося человека. — Ну да, он самый!»