Гремя шашкой по ступенькам, Кузьмич первым взошел на крыльцо, толкнул дверь и ступил через порог. Посреди хаты статная молодайка, высоко подоткнув юбки, подтирала пол тряпкой.
— Ноги-то вытирайте! — сердито сказала она.
— Чтой-то ты, любушка, такая сердитая? — спросил Харламов.
Молодайка сердито сдвинула брови:
— Ходют тут всякие!
Кузьмич солидно покашлял, опустился на лавку и стал оглядывать стены. Климов, покривив душой, покрестился на образа и присел на табуретку против лекпома.
Некоторое время длилось молчание.
Кузьмич еще раз покашлял с внушительным видом, не спеша надел очки и важно вынул из кармана газету.
Молодайка насмешливо фыркнула. Лекпом поверх очков бросил строгий взгляд на нее и, развернув газету, углубился в чтение.
Дверь скрипнула. В хату вошла дородная старуха с ведром в руках. Недоброжелательно косясь на гостей, она вылила воду в кадушку и, зачерпнув ковшиком, принялась мыть узловатые руки.
— Бабуся! — весело заговорил Харламов. — Вот товарищ доктор. Они не евши со вчерашнего дня. Так что собери-ка нам пообедать.
Старуха, разжав поджатые губы, мрачно сказала:
— Мы с дочерью позабыли, когда и сами обедали. Ничего у нас нет! Все съели ваши солдаты. Сами голодные.
— Да что-то непохоже, чтоб дочка твоя оголодала, — заметил Харламов.
Он еще раз оглядел хату, как вдруг лицо его просветлело: на лежанке спал большой гладкий кот.
Харламов посмотрел на лекпома, перехватил его взгляд и значительно кивнул на лежанку.
— Товарищ доктор, — громко сказал он, — вы кушали когда котов?
— Факт! — не сморгнув, сказал Кузьмич, с лукавым видом поглядывая из-за газеты. — Это, можно сказать, самое лучшее мясо. Чистый филей! Кот, если его ладно зажарить, вкуснее гуся. Да что там гуся! За этакого кота, — показал он на лежанку, — не жаль отдать пару хороших курей.
— Так об чем речь! — пожал плечами Харламов. Он засучил рукава, подошел к лежанке и взял за шиворот кота. — Ого! — сказал он, тая улыбку в глазах. — Кот важнецкий. Благородных кровей. И обедает, видать, каждый день. Ишь, пушистый какой. Та-ак… Сейчас мы его на сковородку, а шкурку на кубанку-Бабуся! — позвал он старуху, — Дай-ка нож поострей.
— Это чего ж вы хотите делать-то? — не веря глазам, все еще сердито спросила старуха.
— Кота жарить будем. Мы и тебя с дочкой накормим, раз вы голодные, — спокойно сказал Харламов, искоса поглядывая на молодайку, которая, раскрыв рот, молча смотрела на него.
— Цари-ица моя! Да нешто мыслимо это? Да я уж лучше чего-нибудь пошукаю, может, найду, — заговорила старуха.
— Нет уж, бабуся, не надо, — твердо сказал Харламов. — Мы дюже охочие до котового мяса. А энтот кот всем котам кот. Эвон гладкий какой. Самое сало.