— А ну, братва, навались! Седловку играют, — сказал Харламов, подвигая миску поближе. — Чего же ты не пьешь, Василий?
— А что? Я один остался? — Назаров взял чашку. — Ну, дай боже, чтобы оно насквозь прошло и не возвращалось!
Наступившую тишину нарушал лишь дружный стук ложек. Афонька жадно хлебал, отдуваясь и громко отрыгивая.
— Ишь зарыгал! Тишком не можешь? — сердито сказал Харламов. — У людей аппетит отбиваешь.
— Это из него серость выходит, завтра барином будет, — усмехнулся Митька Лопатин.
Снаружи послышались шаги. Харламов посмотрел в окно.
— Взводный идет, — сказал он вполголоса. — Давай, ребята, скорей.
Сачков подошел к хате, вскочил на завалинку и заглянул в окно:
— Обедаете? Ну, ну… Только чтоб через пять минут были готовы…
Стоя на стременах, Климов трубил сбор.
Харламов привычным движением накинул седло и повел со двора игравшую лошадь. Следом за ним вышел Лопатин.
— Ишь, леший, надулся! — кричал Афонька Кривой, ударяя кулаком по сытому брюху саврасого жеребца.
Он с силой дернул подпругу. Жеребец прижал уши, оскалился, изогнувшись щукой, мотнул головой.
— Но, но! — крикнул Афонька. — Я те кусну… Наел пузо, идол…
Конский топот, замирая, удалялся к окраине. Издали доносился припев старинной запорожской песни:
Гей, чи пан, чи пропав,
Двичи не вмираты!
Гей, гей, браты, до зброи!..
Афонька прислушался, накинул поводья на плетень и вбежал в избу. Не обращая внимания на девушку, которая, стоя у стола, перетирала посуду, он с деловым видом подошел к стоявшему у стенки сундуку, присел и вынул из кармана отмычку.
— Товарищок, та шо ж вы робите? — метнувшись к нему и прижимая руки к груди, вскрикнула девушка.
Афонька сверкнул на нее глазом.
— Не мешай, ну? — Он помолчал и глухо добавил: — А скажешь кому — жизни не будет! Встань здесь и замри!
Афонька открыл замок и, сделав усилие, поднял тяжелую крышку.
— Где твой батька гроши ховает? — спросил он у девушки. — Ну, говори! А не то… — Афонька с угрожающим видом потянул из-за спины карабин.
Позади него скрипнули половицы.
Он рывком оглянулся.
В открытых дверях стоял Харламов.
— Молись, гад! — сказал он, вынимая револьвер из кобуры.
Афонька, держа в руках карабин, в упор смотрел на него.
— А тебе что, больше всех нужно? — спросил он придушенным голосом.
— Выдь с хаты!
— Не пойду!
— Ну?
— Не запряг, не понукай!
— Иди! Застрелю! — Харламов поднял револьвер.
Сжавшись всем телом и не спуская с Харламова острого, как сверло, взгляда, Афонька стал крадучись пробираться к дверям.
Следя за каждым его движением, Харламов медленно повертывался. Он успел вовремя отшатнуться: грянул выстрел, пуля ударила позади него в стенку.