— Назад! Отходи в балку! — загремел голос Максимова. — Живо! Галопом!
Бойцы кучей поскакали назад.
— Стой! Стой, братва! Взводный остался! — крикнул рядом с Вихровым незнакомый боец.
— Где? Какой взводный? — быстро спросил Вихров.
— Тюрин! Эвот лежит! — показывал боец в сторону деревни, где подле куста билась, поднимаясь на передние ноги, гнедая кобыла.
Вихров повернул лошадь и выпустил ее во весь мах.
— Хватай стремя! — крикнул он, подскакав к Тюрину.
Тот лежал без движения.
Вихров спрыгнул с седла, схватил безжизненное тело товарища и, подняв его, перевалил через седло. Он занес уже ногу в стремя, когда в нескольких шагах от него раздался крик:
— Хальт! Стой, пся крэв!
Держа винтовку наперевес, к нему бежали легионеры. Вихров сорвал с ремня гранату и, широко размахнувшись, бросил ее под ноги солдатам. От взрыва лошадь шарахнулась, но он толчком прыгнул в седло и, крепко придерживая тело товарища, поскакал к эскадрону.
Уже на полпути он заметил, что навстречу ему скачет Маринка.
— Кого везешь? — на скаку спросила она, придерживая и повертывая лошадь.
— Тюрина.
— Что, ранило?
— Не знаю.
— Ну давай скорей! Наши отходят.
— А вторая бригада?
— Все, все. Начдив приказал отступать.
— Как наш командир эскадрона?
— Живой. Коня убили, а Максимова тяжело ранили…
Отступив из-под Дзионькова, дивизия отошла на ночлег в большое село. В хатах зажигались огни. Во дворах лениво брехали собаки. Вокруг слышались голоса, заливистое ржанье лошадей, скрип ворот. Возле распряженных тачанок копошились ездовые.
Иван Ильич Ладыгин с деланно-сердитым выражением на худощавом лице ходил по комнате. Ильвачев сидел у окна рядом с Леоновым и, опустив голову, крутил папироску. Вихров, сильно похудевший, загорелый, стоял навытяжку, настороженно следя за Ладыгиным.
— Та-ак, — сказал Иван Ильич, останавливаясь против Вихрова. — Что же мне теперь делать с тобой? За то, что бросил в бою эскадрон, полагается расстрел. — Он, смеясь одними глазами и храня на лице суровое выражение, пристально посмотрел на Вихрова. — Так ведь по уставу?
Вихров молчал.
— Один великий полководец сказал: «Не держись устава, яко слепой стены», — проговорил дружелюбно Леонов.
— А ведь правильно сказал! — оживился Ладыгин. — Соображать надо. В жизни всякие случаи бывают. Ну, добре. Иди пока. А мы с военкомом подумаем, как с тобой поступить: к ордену представить или голову снести.
Вихров вышел из хаты.
— Молодежь, — сказал Иван Ильич. — Надо и не перехвалить и чтоб службу помнили. А то другого похвалишь, а он нос задерет.
— Ну, Вихров, положим, не такой, — заметил Ильвачев.