Было тихо и душно. С нижней части села доносились пиликающие звуки гармоники.
Лошади лениво брели с водопоя, заполняя улицу стуком копыт и устало приволачивая задние ноги. Над дорогой вилась легкая пыль.
Внезапно налетел ветер. По траве пробежала быстрая рябь. Забились и зашумели деревья.
Над дальним лесом блеснула зеленоватая молния, и глухо, как потревоженный в берлоге медведь, заворчал гром.
В окнах дома, где у палисадника рвался на пике кумачовый значок, загорелся огонь.
Буденный и Ворошилов сидели за столом в чистой горнице и слушали Зотова, который докладывал обстановку на фронте.
По тому, как Ворошилов, сердито хмурясь, постукивал ладонью о стол, по гневному выражению его обычно веселых и приветливых глаз было видно, что он не в духе.
Буденный сидел с края стола и, собирая мелкие морщинки меж широких черных бровей, видимо, что-то обдумывал.
Из доклада Зотова было видно, что великолепно вооруженный противник проявляет большое упорство, и хотя дивизии Конной армии и добились значительных успехов, но основная задача — прорыв фронта — осталась невыполненной. Конармейцы, привыкшие, решать дело быстрым ударом в конном строю, тут, на новом фронте, встретились с сильно укрепленными опорными пунктами и засевшей в них стойкой пехотой. За последние дни на фронте Конной армии появились новые части противника — 13-я и 18-я пехотные дивизии, укомплектованные познанскими немцами и обильно снабженные техникой.
— На галопе их, конечно, не возьмешь, — заговорил Ворошилов, когда Зотов закончил докладывать. — Но что касается сильного вооружения, то мы, большевики, признаем и другую проверенную историей истину, что исход войны в конечном счете решают живые люди. Эти замечательные люди, наши бойцы, у нас есть, но не все начальники умеют правильно руководить ими. Одни лихо атакуют пулеметы и проволоку, другие топчутся на месте, не зная, что предпринять, третьи обожглись и пали духом. К счастью, таких рыцарей на час единицы… Семен Михайлович, — он повернулся к Буденному, — я думаю, надо провести в частях примерные учения по штурму опорных пунктов.
— Это, прямо сказать, было бы очень хорошо, — согласился Буденный, быстро взглянув на вошедшего в эту минуту Орловского. — Завтра и начнем.
— Разрешите, товарищ; командующий? — спросил Орловский.
— Ну, ну, говорите.
— Я только что допросил взятого в плен артиллерийского офицера… — начал Орловский.
— Ну и что он показал?
— Он сделал очень характерное заявление. Говорит, что их позиции неприступны и прорвать их невозможно. Если же нам это удастся, то им не остается ничего другого, как соорудить огромный памятник на линии их позиций и написать на нем: «Эти позиции были взяты русскими. Завещаем всем — никогда и никому с ними не воевать».