Конармия (Листовский) - страница 351

В то время как под Могилянами 14-я дивизия громила части ударной группы белополяков, на остальном участке фронта бой разгорался с невиданной силой. На протяжении тридцати верст — от Джибулки довиль-ка-Шляхетской и Чижикува — сотрясали воздух залпы батарей. К двум часам дня 4-я дивизия, сломив сопротивление наиболее стойкой 13-й познанской дивизии, находилась уже в двух верстах от Львова. Почти одновременно 6-я дивизия, дравшаяся на левом фланге Конармии, вклинилась в оборонительную полосу 5-й дивизии легионеров. Фронт врага дрогнул. В бой шли последние резервы. Казалось, еще удар — и Львов будет взят.

Наступившая темнота отодвинула решительный штурм на завтра.

Над Львовом опускалась глубокая ночь. То тут, то там в полумгле, близко, казалось — рукой подать, зажигался огонек и, мигнув, угасал. Месяц еще не взошел, в низинах лежала непроглядная тьма. Вокруг было так тихо, словно город притаился, прислушиваясь к ночным звукам и шорохам. Вправо, у фольварка Пруссы, трепетало розоватое зарево.

Ворошилов и Буденный сидели на копне сена и, поглядывая в сторону Львова, тихо беседовали.

— В том-то и суть, Семен Михайлович, что отвага — дело хорошее, но отвага без головы немного стоит, — говорил Ворошилов. — Удивительный человек этот Маслак! Никак не могу выбить из него партизанский дух.

Разговор шел о неудачной атаке Маслака, который бросил бригаду на пулеметы и понес потери.

— Я думаю так, Климент Ефремович, — говорил Буденный, — снимем его с бригады и предадим суду военного трибунала, чтобы и другим неповадно было. Я ему уже раз говорил, предупреждал.

— А вот возьмем завтра Львов, встанем на отдых и разберемся с этим делом, — решил Ворошилов. Он поднял голову, услышав чьи-то шаги. — Кто идет? — спросил он.

— Я, Климент Ефремович, — сказал в ответ Орловский. — Там ребята банку консервов достали и немного молока. — Так, может быть, вы с Семеном Михайловичем закусите? прекрасно, Сергей Николаевич, — весело отозвался Ворошилов — Только посидим. Больно уж ночь хороша. Присаживайтесь с нами, поговорим…

— Я вот поглядел на эту банку консервов, и мне вспомнилась наша студенческая жизнь, — заговорил Орловский, устало приваливаясь к копне. — В Москве, у Дорогомиловской заставы, был дом. В нем помещалось Общество трезвости. Мы, студенты, называли его Обществом по уничтожению спиртных напитков. Там у них чуть ли не каждый день происходили банкеты. А внизу помещалась дешевая столовка — вернее сказать, харчевня. Содержала ее вдова Алтуфьева. Так мы, студенты, покупали у нее обрезки всякие. Они казались нам с голоду царским кушаньем… Я бы сейчас этих обрезков один полведра съел.