— У вас, Василий Прокопыч, видать, с того разу и нос покраснел? — ехидно заметил Кузьмич.
— Он у меня отроду красный, — спокойно ответил трубач. — Только вот под старость вроде начал синеть.
— А что это «лейб» означает? — спросил Митька.
— А пес его знает! Лейб — и все тут.
— Ты у лекпома спроси, он ученый, — шепнул Митьке Лопатину лежавший рядом Аниська.
Но Митька воздержался. С некоторых пор он> стал относиться критически к учености «доктора».
— Товарищ доктор, вы не скажете, какое это такое слово «лейб»? — спросил Аниська.
— Лейб — значит лев, — не сморгнув, ответил лек-пом. — Ну, здоровый такой человек. Знаешь, в гвардии какие люди служили? С одного двух таких, как ты, можно сделать.
— Товарищ Климов, чтой-то вы за кирасиров поминали? Это такой полк, что ли, был? — поинтересовался Аниська.
— А как же!
— А форма какая?
— Весь золотой: грудь, спина. А на голове каска. Так все и сверкает. Ну вроде, как бы сказать, живой самовар.
— Здоровый был народ, — подхватил Харламов. — Я ведь тоже в гвардии служил. Знаю.
— Ну? — удивился Климов. — Стало, мы с тобой земляки? Ты какого полка?
— Лейб-казачьего.
— Товарищ Харламов, а много этой гвардии было? — спросил Аниська.
— Много. Корпус кавалерии и два корпуса пехоты.
— Значит, и пехота была?
— Была. В Петрограде стояла.
— А ну, расскажи, — попросил Аниська.
— Нехай Василий Прокопыч рассказывает, — сказал Харламов. — Он служил побольше меня.
— Что ж, можно и рассказать, — охотно согласился трубач. — Только ты, сынок, сверни-ка мне закурить.
Вблизи послышались шаги. Все оглянулись. К костру шел Миша Казачок. Он подошел и присел на корточки рядом с лекпомом. В карманах его что-то лязгнуло. Кузьмич поспешно отодвинулся в сторону.
— Слушай, Миша! — сказал он взволнованным голодом. — Ты все же поосторожней. А то и сам взорвешься и людей покалечишь.
Миша Казачок с тихой грустью в добрых глазах молча взглянул на него, поднялся и, отойдя в сторону, прилег под кустом.
— Что это с Мишей? — спросил Аниська. — Вроде грустный какой.
— Не тронь его, — строго сказал Леонов. — Коня у него подвалили… Два года ездил… Видишь, страдает, не в себе человек…
— Ну, братцы, слушайте, — начал Климов, сделав подряд несколько быстрых затяжек. — Начинаю за гвардию разговор. Было это, можно сказать, самое отборное войско. Да… Вот гляди, какой Харламов здоровый, — сказал он Аниське, — а его бы в гвардейской пехоте в первую роту не взяли. Нет. Там были такие, что смотреть страшно. Не то слон, не то человек. Бывало, в германскую войну в атаку пойдут — немцев через плечо штыком, как котят, кидают. У них, у немцев, тоже были отборные войска. Баварская гвардия называлась. Ну в ту пору, конечно, было много измены. Только, бывало, нас, то есть гвардию, на новый участок перебросят, а они, баварцы, уже кричат из окопов: «Эй, рус! А мы уже тут!»