Спустя некоторое время он вышел на улицу и, осмотревшись, направился в ту сторону, откуда в темноте слышался шелест щеток, часто проводимых по шерсти, и редкое, в два раза, постукивание скребниц.
— Стой, кто идет? — спросил густой низкий голос.
— Бахтуров. А это кто?
— Патруль, товарищ комиссар, — сказал тот же голос. — Стало быть, улицу охраняем. — Патрульный подвинулся, чтобы поближе разглядеть комиссара.
Теперь и Бахтуров увидел почти вплотную молодое лицо.
— Давно заступили в наряд? — спросил он.
— С двух часов, товарищ комиссар.
— Поди, спать хочется?
— А нам хоть двое суток не спать, только бы скорее до гадов добраться. Они тут покомандовали. Как есть все ограбили.
— Вы что, старый боец?
— Так точно. Я с Семеном Михайловичем, стало быть, вместе с восемнадцатого года воюю.
— Как ваша фамилия?
— Харламов, товарищ комиссар.
— Ну, как у вас кони, товарищ Харламов?
— В полном порядке. Шипы как есть всем ввернули. Теперь поскользаться не будут. В общем, к бою готовы, товарищ комиссар.
— Факт! — ввернул из темноты чей-то голос. — Бойцы рвутся в бой.
— Это кто говорит?
— Лекпом второго эскадрона, товарищ военкомдив! — сказал в ответ голос.
— Следовательно, к бою готовы, — сказал Бахтуров. — Иначе и быть не может. Это, товарищи, будет последний и решительный бой.
— Так и в «Интернационале» поется, — подхватил подошедший сбоку Аниська.
— А новые бойцы? — спросил Бахтуров. — Как их настроение?
— Трудно сказать, товарищ комиссар, — ответил Харламов. — Стало быть, в бою мы их не видали. Не знаем.
— Товарищ военкомдив, не найдется ли у вас закурить? — попросил Кузьмич. — А то с вечера не куривши.
Бахтуров сунул руку в карман, достал кисет и подал его лекпому.
Брезжил рассвет. Уже были видны головы и хвосты стоявших вдоль плетня лошадей. Уборка заканчивалась.
— Благодарствую, товарищ военкомдив, — сказал Кузьмич, отдавая кисет. — А то, факт, вконец прокурился.
Со стороны стремительно надвинулась небольшая фигурка, и бойкий женский голос заговорил:
— Ой, мамыньки! Кузьмич! А я обыскалась! Вас ищут, ищут, а он, эва, где лясы точит! Идите живо до врача! Вот всыплет он вам кузькину мать!
— Не шуми, не шуми, Авдотья Семеновна, — вразумительно загудел лекпом. — Видишь, разговариваем, — он кивнул на бойцов. — Надо соображение мыслей иметь.
— Здрасте! Да идите же вы наконец! Там бутыль со спиртом разбили. Врач осерчал — нет спасенья. Говорит: «Как только в Крым придем, первым делом Кузьмича на губу!»
— Ну ладно, будет!
— Кто будит, тот сам рано встает. Идите скорей!
— Дуська, ты разве не видишь? — шепнул ей Анись-ка. — Гляди, кто стоит.