— Не только засуха, — подхватил Фрунзе. — Крыму грозит голод. Врангель вывез весь хлеб за границу. Надо принимать экстренные меры по снабжению населения. — В его блестящих мягких глазах появилось настороженное выражение. Он оглянулся.
Издали доносились звуки духового оркестра.
— Наши подходят, — сказал Ворошилов. С охватившим его душевным волнением он взглянул на Буденного.
Глаза их встретились, и они оба почувствовали значительность и неповторимость этой минуты…
61-й полк, двигавшийся в голове дивизионной колонны, первым подходил к Севастополю. За поворотом раскрылась обширная котловина с нагроможденными тут и там кучами дикого камня. Среди каменоломен бродили тысячи брошенных лошадей. Одни пощипывали сухую траву, другие, подняв головы, смотрели на колонну.
— Гляди, Иван Ильич, — сказал Ильвачев. — Это все, что осталось от грозной конницы Врангеля.
В эту минуту впереди, где двигался штаб дивизии, трубач заиграл сбор. Лошади щипали траву, потом, сбиваясь табуном, галопом поскакали к колонне.
— Ишь, умные твари, — заметил Ладыгин, — знают сигнал…
Казаки из штабного эскадрона с присущей им ловкой сноровкой разбивали табун, выделяя лучших строевых лошадей.
От головы колонны показался скачущий всадник. Присмотревшись, Иван Ильич узнал в нем Харламова.
— Ну и трофеев взяли, товарищ командир эскадрона! — весело сказал он, равняясь с Ладыгиным.
— Много?
— Полные склады. Врангель хотел запалить, да солдаты не дали.
— Солдаты? Какие солдаты? — спросил Ильвачев.
— Да которые мобилизованные. Стало быть, врангелевцы. Они там солдатский комитет сорганизовали и охрану несут, — говорил Харламов, поглядывая лихими глазами то на Ладыгина, то на Вихрова.
Впереди, совсем рядом, показался Севастополь со своими садами, куполами и торчавшей на холме белой башней панорамы.
Вскоре голова колонны втянулась в главную улицу. Передние остановились. Иван Ильич привстал на стременах посмотреть, чем вызвана остановка. Огромная толпа народа запрудила улицу.
— Смотри, Петя! — сказал он Ильвачеву с радостными нотками в голосе, увидев, как покрасневший Коробков, который заступил на должность командира дивизии, принимал хлеб-соль от румяной девушки, повязанной алым платочком.
Колонна тронулась.
«Ах, как хорошо, как славно!» — думал Ладыгин, видя вокруг улыбающиеся, приветливые и смеющиеся лица незнакомых и вместе с тем таких близких людей, которые, размахивая руками, что-то кричали. Музыка, веселые крики, дождь сыпавшихся с балконов цветов, летящие вверх шапки, букеты, платки придавали всей этой залитой ярким солнцем картине ликующий вид. Незнакомые взволнованные люди выбегали из толпы и крепко жали руки бойцам.