«Дорогой, а если мне когда-нибудь захочется переспать с кем-нибудь другим?» — нежно проворковала Мариэтта, не посчитав нужным сказать мне, что у нее давно появилась склонность к разврату.
«Я развожусь с вами», — заявил я ей после того, как в моих руках оказались очевидные подтверждения ее неверности. Мне следовало бы развестись задолго до этого, уже хотя бы из-за ее расточительности и полной неприспособленности к семейной жизни, но, к сожалению, в штате Нью-Йорк закон не считает это поводом для развода.
«Если вы спите с другими женщинами, почему этого не могу делать я?» — резко закричала Мариэтта.
«Потому что таково условие нашей предбрачной договоренности. Я же предупреждал, что брак должен быть улицей с двухсторонним движением…»
«Да, а для меня он должен быть тупиком! Что это мне дает? Мужа, работающего до позднего вечера, неухоженный дом в Мэдисоне, и копейки на платья!»
«Я создавал вам в течение пяти чрезвычайно дорого обошедшихся мне лет условия, несравнимые с теми, в которых вы находились раньше. Я выполнил все, что обещал, — разделил с вами состояние, престиж, свое имя, а что дали мне вы? Ничего, кроме беспорядка, неприятностей и безнадежной вульгарности!»
«Вульгарности!» — завопила Мариэтта, всегда воображавшая себя настоящей леди.
«Да, вульгарности, — рявкнул я. — У последней шлюхи язык лучше вашего!»
Одним словом, этот опыт совершенно не вызывал у меня желания вступить в брак в третий раз, и после того, как наш развод стал сенсационной темой для городских сплетниц, я некоторое время жил холостяком. К сожалению, это тоже имело свои недостатки. В это время дела мои быстро шли в гору, и работа совершенно не оставляла мне времени на заботы о доме. Я нанимал людей для выполнения того, чем должна была бы заниматься жена, но результаты всегда были неудовлетворительными. Положение стало таким отчаянным, что я даже попросил свою мать взять на себя управление моим хозяйством. Мать жила в доме близ Мэдисон сквер вместе с моей дочерью Викки, и последние десять лет не переставала твердить, что мой дом непригоден для невинной молодой девушки.
Так как я очень хотел жить с Викки, я вынужден был согласиться, что мать была права. Совершенно очевидно: когда я оставался холостяком или же был женат на женщине, которая не только не любила детей, но и не могла служить падчерице достойным примером, Викки было лучше с моей матерью. Но я по-прежнему мечтал о том времени, когда дочь сможет жить со мной, и по истечении нескольких лет после развода я, сам того не желая, оказался перед необходимостью новой женитьбы.