— Что такое?
— Дерево упало, — ответил шофер, стараясь не заглушить мотор.
— Упало или срублено? — спросил англичанин, оглядывая сосновую чащу и засовывая бумажник назад.
— Упало. Корни видно.
— Как могло оно упасть в это время года?
Шофер пожал плечами. В этом он не разбирается. Да он и ни в чем не разбирается. Даже в том, как вести машину.
— Вылези и посмотри, — распорядился англичанин.
Шофер надавил на акселератор.
— Нет, подождем, — сказал он нервно, кое-что заподозрив.
Минуты две из машины никто не выходил. Шофер мучил мотор до тех пор, пока тот внезапно не заглох. Все погрузилось в тишину, прерываемую лишь звоном цикад.
Англичанин вылез из машины — высокий, в штанах цвета хаки и белой рубашке с закатанными рукавами. В правой руке он держал револьвер. Он смотрел поверх машины, вглядываясь в ветви. Потрогал корни упавшего дерева. Вернувшись к машине, положил револьвер на крышу машины, стянул с себя рубашку и через заднее стекло кинул ее в салон. Под рубашкой у него оказалась белая нижняя фуфайка, руки были красными до локтей, а дальше — белыми.
Фельзен опустил руку, и человек с топором двинулся по дороге к упавшему дереву.
— Boa tarde,[14] — сказал он двум стоявшим там мужчинам.
Англичанин, схватив револьвер, мгновенно навел его на крестьянина, тут же вскинувшего вверх руки. Топор упал на землю. Уполномоченный, укрывшись за стволом, кивнул крестьянину. Крестьянин глядел на свой топор. Англичанин покачал головой.
— Não, não, anda cã, anda cã.[15]
Крестьянин пробормотал что-то нечленораздельное. Шофер повторил более членораздельно: нехорошо, дескать, оставлять топор лежащим на земле. Уполномоченный велел крестьянину поднять топор и дать его им. Крестьянин протянул топор гладкой деревянной рукоятью вперед. Уполномоченный взял топор и передал его шоферу, перепоручая работу ему.
— Пусть он сам это сделает, — сказал шофер.
— Нет, лучше ты. Его мы не знаем.
Покачав головой, шофер попятился.
Англичанин рассердился, но делать было нечего. Сунув револьвер за пояс, он сам принялся трудиться над деревом. Шофер присел на передний бампер и вытер пот со лба. Крестьянин глядел на уполномоченного с тем снисходительным выражением, с каким мастеровой глядит на того, кто не знает, как пользоваться инструментом. Уже через несколько секунд уполномоченный был весь в мыле. Поначалу он делал паузы, отирая пот с лица, но потом лишь дергал головой, чтобы пот не заливал глаза. У крестьянина руки, казалось, так и чесались.
— Пусть его, — негромко процедил Фельзен и спустился вниз к обочине дороги. — Пускай поработает.