Вероника громко расхохоталась и уставилась на Мати, голова набок, глаза блестят, опять уставилась, как сорока на вожделенную, манящую вещицу, в которой вдруг обнаружился новый блеск.
— Так что когда заберешь свои пожитки, оставь мне ключ — Мадису и Марет нужно помещение для работы… Ну, я пошла.
И она удалилась, что-то напевая.
«Да это же прекрасно, что Марет предлагают роль», — подумал Мати, вернее, попытался подумать. Он чувствовал, что в нем зарождается совсем особое, незнакомое доселе чувство. Что это? Мати сел. Неужели ревность? Он и представить себе не мог, что такое чувство вообще может возникнуть, обычно Мати не знал, как отделаться от женщин; что касается ревности, то он жил, словно в стерилизаторе, от подобных микробов полностью застрахованный… А, ерунда! Откуда такие дурацкие мысли! Именно этого, наверное, Вероника и добивалась, для того ока все так и преподнесла.
Мати представил себе скромное спокойное лицо, серьезные добрые глаза. Марет излучает тепло и верность. И ощущение домашности. Потому-то Мати и позволил ей проникнуть так глубоко в свое «я», глубже, чем кому-либо из прежних женщин. Как это Вероника сказала? «Тихая, чуть теплая водичка, такая не брыкнет…» Это было скверно сказано. Как она посмела это сказать!.. Э, да чего можно ждать от такой, как Вероника, она только и добивается, чтобы ты проявил слабость, а потом ею воспользуется. Ясное дело!
Да, но Вероника останется с носом. Получение роли только приблизит начало совместной жизни с Марет, с ней заключат договор, они смогут присмотреть мебель.
И все же в сердце Мати притаилось неясное сомнение. Он решил разыскать Марет.
В гостинице Мати не нашел ее. В этот день он нигде ее не встретил, хотя у Марет был выходной.
Бывают же на белом свете чудеса — плотник Яан Сокуметс, тучный человек лет шестидесяти, мастак в своем деле, занаряженный председателем местного колхоза в помощь киношникам, заблистал прямо-таки как звезда. И вовсе не в качестве плотника. Когда Мадис увидел этого мужика с плутовато-простодушным взглядом, занятого выдергиванием гвоздей, он встал как вкопанный. Подобные стойки почти всегда означали, что сейчас что-то произойдет. И произошло. Несчастного упирающегося Сокуметса, не мешкая, поволокли к гримерам и костюмерам, и те принялись виться вокруг него. Сперва Сокуметса хотели испробовать в конюхах. На карточку сняться он был не против, только грим накладывать никак не давался.
— Вздеть — вздену чего хошь, — непреклонно заявил он возле замка Сангасте, — но рожу свою марать я вам ни за какие деньги не дозволю. Не дозволю, и шабаш! — хитроумно возведенный навес у подъезда к замку усилил его категорический отказ до такой громогласности, что Хелле, которая случайно оказалась в самом центре вестибюля, где была превосходная акустика, с испуга выронила стаканчик с мороженым.