"Пойдём, выпьем лимонада, пока толпа не схлынет, - предложил я дочке. - Всё равно мы с тобой в эту давку не полезем".
Мы купили пару бутылочек "фанты", взяли бумажные стаканчики и устроились за одним из грибовидных столиков, вбитых хозяевами палаток в тени деревьев. Глядя на нас, народ с остановки потянулся к окошкам, в которых заманчиво белели тетрадные листочки с самой распространённой "рекламой" того лета: "Имеется свежее холодное пиво!"
Мы рассматривали нервно плавающих в полулитровой банке меченосцев, неторопливо попивая "фанту", как вдруг из кустов выползла грязная вонючая фигура и заковыляла к столикам.
"Вам бутылки не нужны?"
"Тимоха!" - с ужасом понял я. Давно небритый и немытый, в каком-то рванье, без очков, в коросте грязи и синяков. Он нетерпеливо переминался, ожидая ответа. Глаза его шарили по столикам, на людей он их не поднимал.
"Эй, прыщ, забери!" - барственно-презрительно крикнул кто-то от "пивных" столиков, и Тимоха тут же радостно заковылял на зов. Я увидел, как он торопливо поднял брошенную в траву пустую бутылку, быстро обтер её полой драной непонятного цвета рубахи, что-то подобострастно буркнул "благодетелю" и засеменил к окошку приёмщицы.
"Пойдём, пройдёмся пешком", - предложил я дочке. "Фанта" комком стояла у меня в горле. А, может, это была и не "фанта", а душившая меня ярость.
Интересно, о чём думала, умирая, мать Тимохи? Поняла ли, что своей эгоистичной любовью искалечила и погубила сына? Или радовалась, что ни с кем его не делит, что он только её? А, может, жалела, что не может забрать его с собой, чтобы никому другому, вернее, другой не достался? И, если есть тот, иной мир, что она сейчас видит оттуда и о чём думает? Как высший судия оценил её поступок? Ведь, она искренне была уверена, что желает и делает сыну только добро?
Прошла осень, потом - зима, а весной начали "всплывать" трупы, которые объединило в одно уголовное "дело" несколько общих обстоятельств: всё это были люди одинокие, нигде не работавшие, незадолго до исчезновения оформившие продажу своих квартир. Их никто не искал, их никто не любил...