В очередь, в очередь, господа кадеты, онегин первый, печорин второй, болконский третий, только живая очередь, основной признак развитого, читай, шустрого, социализма, кто смел, тот съел, куда ты полез без очереди своей разгоряченной, вздрагивающей ладонью, туда нельзя, танька ларина тесно сжимает ноги, она отбивается, визжит, но все это с хихиканьем, с веселым блеском глаз, словом, это нравилось и им, девчонкам, и нам, парням.
Я чувствовал себя старше и опытнее, но все равно принимал участие в этих гонках юных кобелей. Постепенно я заметил, что одна из одноклассниц явно благоволит ко мне, она отталкивала ощупывающие ее руки, но так, что мои ладони оказывались отвергнутыми последними. Она позволяла мне больше, чем другим: как-то, воспользовавшись полумраком в классе (мы учились во вторую смену), я скользнул рукой под ее платье, она резко сжала ноги, но не стала меня отпихивать. И только когда моя ладонь достигла верхней кромки ее чулок, она наконец отвергла меня, причем без традиционного тумака по спине.
Девушку звали Лидка. Я знал ее со второго класса, но никак не отмечал в своих любовных интересах. Я не писал ей записок, не дергал за косы, не приглашал на танцах, не звал в кино.
Это, скорее, она выбрала меня. И я отреагировал.
Однажды, кажется, это было в марте, резвясь на уроке физкультуры, я вдруг отметил про себя, что Лидки в спортзале нет. Но на первых уроках она была, я ее видел. Значит, она сейчас сидит в классе, сидит одна, скучает.
Я подбежал к физруку, что-то пробормотал ему про ушиб в коленке, пойду в класс, можно, ладно иди, он никогда мне не отказывал, зная, что на соревнованиях я отработаю втройне.
Я быстро умылся и торопливо пошел в класс. Взглянув на часы, я отметил, что в моем распоряжении двадцать минут. Что можно сделать за это время?
Я открыл дверь в наш класс. Сердце мое застучало тревожно и радостно.
Лидка, склонившись, сидела за партой. Она даже не повернулась.
Она была одна.
Я неслышно подошел сзади и закрыл ей глаза ладонями. Она вздрогнула.
— Ой, кто это?
Я держал ее крепко.
— Ой, ну кто это?
Я убрал ладони.
— А, ты, — обрадовалась она.
— Я, а ты думала, кто?
— Ничего не думала, испугалась просто.
— Просто и муха не кусает, а все с умыслом, — пошутил я.
— А тебя что, Герман прогнал с урока? — Герман это наш физрук.
— Нет.
— А что тогда? — она вдруг слегка покраснела.
— На тебя захотел посмотреть, — я сел рядом за ее парту.
— Посмотри, — она опять уткнулась носом в свою тетрадку.
Я придвинулся к ней совсем близко, так, что коснулся коленом ее бедра.
Она не отодвинулась.