— Отчего у тебя такие ушки? — запел я.
— Какие?
— Розовые.
— Не нравятся, не смотри.
— Нравятся, — я осторожно положил ладонь на ее коленку.
— Не балуйся, — прошептала она и столкнула мою руку.
— Я и не балуюсь, — сказал я и снова положил ладонь на тоже место.
Больше она меня не отталкивала.
— Ты красивая, — сказал я.
— Тебе же другие нравятся, — она подняла голову и встряхнула волосами.
— С чего ты взяла?
— На танцах все Тамарочку приглашаете.
Действительно, позавчера на танцах я часто танцевал с Томкой.
— Ты мне больше нравишься, но ты такая… — я помолчал, здесь нужна была пауза.
— Какая?
— Неприступная.
Теперь она покраснела по-настоящему. Я легонько погладил ее колено.
— Не надо, — прошептала Лидка тихо и положила свою ладонь поверх моей.
— Ну, Лидочка, ну, девочка, — я обнял ее за плечи, притянул к себе, пытаясь поцеловать в губы.
— Пусти, ты с ума сошел, вдруг зайдет кто.
— Люблю тебя, Лидочка, — я наконец поймал ее губы, и мы слились в нашем первом поцелуе, таком коротком, но таком сладком.
— Ты что, ты совсем, что ли, — бессвязно шептала она, отворачивая от меня свое лицо.
Я сидел не шевелясь, я по-прежнему держал ее за плечи правой рукой, левая покоилась на ее колене. Несколько секунд мы молчали.
— Я не думал, что я тебе так неприятен.
— С чего ты взял, что ты мне неприятен?
Потомки! Я обращаюсь к вам! Помните, что в любой любовной дуэли есть так называемые ключевые фразы. Смотрите, как изящно я подвел ее к этому важному моменту. Я твердо и уверенно обнимаю ее одной рукой, моя другая рука нежно и словно рассеянно поглаживает ее колено так, что пальцы то и дело исчезают под коричневой кромкой ее форменного школьного платья, я почти дышу ей в шею, но это лишь антураж к главному, а главное в том, что я одной игрой слов заставил ее признаться, что она ко мне неравнодушна, теперь лишь грубость и невежество могут разрушить мои дальнейшие планы.
Но я не буду ни грубым, ни невежественным.
— Лид, если я тебе хоть немного, ну, это… Ну, нравлюсь, что ли, то давай…
— Что? — лицо ее стало совсем пунцовым.
— Будем встречаться. У тебя ведь нет парня? — я вкладывал в голос всю страсть и покорность, на которую был способен.
— Парня, может, и нет, но ты ведь на второй день сбежишь к Томочке?
— Да нет, Лида, нет, ты что, мне не доверяешь?
Я вновь стал искать ее губы, на этот раз она совсем не отворачивалась, я стал заваливать ее на спинку парты, мне безумно захотелось погладить ее ноги, но я победил себя, я сдержался и мысленно отправил похвалу самому себе, сейчас никак нельзя было спешить, нельзя было перегибать палку.