Первый из них - Владислав Агаков. В его сочинениях обнаружены крамольные мысли. В чем конкретно они заключались - никто не знает, об этом стараются вообще особенно не распространяться. Главное здесь, чтобы была произнесена фамилия, остальное приложится само собой. Во время перемены спрашиваю:
- Ну, что думаешь делать, Славик?
- А чего тут думать? Тонуть так тонуть. Закачу на собрании речугу, пусть потом вспоминают!
Забегая вперед, скажу, что он вышел из той ситуации с помощью брата Леонида, известного уже тогда чувашского писателя. Владислава оставили в покое.
На другой день после злополучного урока состоялось общее собрание студентов. Актовый зал забит до отказа. На сцене в президиуме сидят кроме дирекции и преподавателей первый секретарь райкома партии Иванов Герасим Иванович, первый секретарь райкома ВЛКСМ Свешников, председатель райисполкома и другие руководители района. Все же постарался Мельников: ведь надо же из-за сопливого парнишки-оборванца, собрать столько народу! Особенно удивило меня, что был даже знаменитый хирурга, доктора медицинских наук Константин Васильевич Волков! Он был тогда еще бодрый старичок с седой бородкой. Говорили, что его вызывают часто на консилиумы в Москву, что он лечил Ленина. И вот такого заслуженного человека притащили на этот маскарад! Правда, он ничего не сказал, просто высидел на сцене положенное время.
Собрание открыл директор Соловьев. Он сообщил, что в стенах техникума свили гнездо чуждые элементы, троцкисты - зиновьевцы, во главе со студентам второго "Б" курса Андреевым. В чем заключался мой троцкизм, не сказал ни он, ни вообще ни один из выступавших. Чувствовалось, что им стыдно, что они понимают, какое подлое дело они делают, но иного выхода у них не было, машина уже завертелась. Все выступавшие твердили одно и то же, клеймили меня позором, открещивались от меня. Уверяли, что давно чувствовали во мне троцкиста, требовали моего исключения.
Я несколько раз пытался выступить, но мне отказали, пообещав дать последнее слово. Собрание затянулось допоздна, отложили продолжение на завтра. Утром я явился на занятия как обычно. Преподаватели меня не спрашивают, смущенно отворачиваются, как будто не замечают. Товарищи сочувствуют, но стараются держаться подальше, боятся, не дай бог, еще припишут соучастие. После уроков состоялось продолжение вчерашнего собрания. Выступали по бумажке опять заранее подготовленные ораторы, президиум в том же составе. Мне опять не дали слова. За ночь я хорошо подготовился, исписал несколько тетрадей, в них клеймил с убийственным сарказмом (по моему мнению) Мельникова (его я сравнил с Дон Кихотом) и других выступавших. Собрание опять не закончили.