- Что? Что ты говоришь?
- В плен, говорю, как правильно сдаваться? Что делать?
«Расстрелять надо, - думаю сам себе, - немедленно расстрелять». Но как потом объяснить? Ведь свидетелей нет. Сообщить в особый отдел ? Затаскают, сам не рад будешь.
Я вынимаю пистолет, подношу к его носу:
Вот это пистолет. В нем шесть патронов. Седьмой в канале ствола. Я их все всажу в тебя!
Стабильного фронта нет. Не видим соседей ни справа, ни слева. Воюем в лесах, полях, оврагах. Происходит это так. Идем в походных колоннах. Вдруг раздается приказ.
- Развернуться к бою! Вперед!
Развертываемся в цепи, бежим вперед, нас встречают немцы минами и пулями. Врываемся в траншеи, бьем из всех видов оружия, немцы бегут, а мы окапываемся. Лежим так сутки. Иногда больше, иногда меньше. Потом приказ: встать, построиться в походные колонны, шагом марш!
И опять шагаем, неизвестно куда и зачем.
Так продолжалось до Малина, райцентра в Киевской области. Тут меня перевели в роту связи. Потому что связистов тоже поубивало, а нас, бывших музыкантов, собрали со всех рот и влили в связь. В Малине мы толкались еще с неделю или полторы, подступали и с юга, и с севера, но выбить немцев из города нем не пришлось. То , что я остался жив и невредим, так это, потому, что был в роте связи. Иначе был бы убит или ранен. Но и связистом под огнем был ежедневно. Однажды видел корреспондентов. Из какой газеты, не знаю. Вам может не понравиться, то, что сейчас расскажу, но не обижайтесь, вас это не должно задеть. А я пишу правду и только правду.
Как-то иду с телефонным аппаратом на передовую. По дороге нагнал двух офицеров, капитана и майора. Одеты с иголочки, во все новое, на боку маленькие пистолетики.
Когда увидели меня, стали подробно расспрашивать, а один вынул даже блокнот. Меня поразило, что они очень уж вежливые. Не кричат, не матюгаются, как обычно строевые офицеры на фронте. А тут на дороге труп красноармейца. Мне он безразличен, я за день трупов сколько вижу! Но на них, вижу, труп подействовал сильно. Они остановились и стали молча смотреть, переглядываясь друг с другом. Спросили меня о характере боя, где передовая.
- Недалеко, с километр будет, пойдемте со мной, я доведу, как раз туда иду.
Они замялись, переглянулись:
- Мы потом придем. До свидания, сержант!
Так и остались. Я про себя усмехнулся: война-то видно, она не свой брат, кому охота без нужды в пекло лезть.
В этот же день я записал в свой дневник: лопата Рябчуна спасла мне жизнь. Записал все кодировано, чтобы понятно было только мне.
На спине у меня аппарат с лакированной крышкой. Солнце отражается как в зеркале. Я этого не знал. Ползу вверх по склону оврага. Все как обычно. Но вот выглянуло солнце, засверкало. И пули зашлепали вокруг меня что-то уж очень густо. Это мой блестящий аппарат привлек внимание. Лег и стал окапываться, за несколько минут зарыл себя в землю. А лопату я снял вчера с мертвого Рябчуна, свою где-то оставил. Вот она и сослужила мне службу.