Я бесконечно медленно переваливаюсь с дороги — на почти вертикальный склон…
…и устремляюсь по нему туда, куда правит мой безногий мертвый водитель.
Сотрясаясь всем телом, несусь вниз, скачу с уступа на уступ, пролетаю над широкой расщелиной (на дне ее глубоко внизу лежит снег), делаю в воздухе пируэт, затем немыслимое сальто и, грохнувшись на бок, с визгом, скрежетом съезжаю по каменной осыпи на дно пропасти. Следом, свистя в воздухе, проносятся несколько больших валунов, и все закрывает подоспевшее облако пыли…
20
Когда пыль рассеивается, я через перечеркнутый диагональной трещиной прицел вижу выросших словно из-под земли каких-то вооруженных людей.
Я подумал: сейчас они возьмутся за руки и начнут водить вокруг меня хоровод…
Но они водить хоровода не стали.
Тогда я понял — это мишени. Товарищ Майор, вместе с заряжающим и радистом, сейчас распилят их пулеметными очередями.
Но Товарищ Майор, заряжающий и радист вяло ворочались внутри моей огнедышащей туши, всхлипывали и стонали. У Товарища Майора к тому же оказались выбиты зубы, и Товарищ Майор вслух недоумевал, как он покажется теперь на глаза своей супруге, стройной женщине-библиотекарю, кутающейся в оренбургский пуховый платок…
Окружившие меня незнакомцы с развевающимися на сквозняке полами стеганых халатов продолжали сохранять неподвижность истуканов и с видом ценителей прислушивались к доносящимся из меня жалобным пениям.
Вдруг один из этих оборвышей, маленький, но с большой кривой саблей, боком придвинулся ко мне и несмело, стараясь далее не смотреть в мою сторону, вложил в трещину на моей груди какой-то круглый темный предмет…
Послышался легкий хлопок, и Товарищ Майор, заряжающий и радист закричали с удесятеренной силой. Однако почти тотчас крики перешли в кашель, хрип. Затем наступила тишина.
Тут люди в халатах как по команде взвизгнули и, бешено хохоча, захлопали в ладоши, вернее, разрываемые на куски, начали валиться на землю…
Маленький оборвыш (сунувший в меня химическую гранату) кинулся бежать, и ему удалось скрыться в густых зарослях взрывов.
21
Неподалеку от меня снизился желтый, в серых яблоках, вертолет, татуированный алой розой. Другой точно такой же висел над вершиной горы, у подножия которой я прилег.
Я не мог пошевелить даже пальцем. Только окровавленная рация внутри меня продолжала петь. Я прислушался. Сквозь грохот вертолетных двигателей едва слышно доносилось:
Улег в су под вечер
Многозвучье тай…
Мать ет засыпай!
Сон накатывал на меня неодолимый. Светящаяся шкала рации начала тускнеть…