— Где твой приятель? — спрашивает он.
— За стенкой, — вру я. Винни нет дома, ушел по своим дилерским делам.
— Он биту забыл. — Адам косится на бейсбольную биту, прислоненную к стене.
— Если нужно, я сама с ней управлюсь, — говорю я и вдруг понимаю, что ляпнула глупость: смотри, мол, какая я крутая, и невольно улыбаюсь.
Адам не знает, можно ему тоже улыбнуться или нет. Уголок губ у него чуть-чуть дергается.
Потом он серьезно говорит:
— Бита тебе не понадобится. Я не для того пришел, Сара, чтобы тебя обижать. Я тебе никогда ничего плохого не сделаю.
Так и слышу папин голос: «Я тебе ничего плохою не сделаю, лежи тихо, больно не будет». Вранье, вранье!
Наверное, это стало видно по моему лицу — Адам хмурится и говорит:
— Я что, сказал что-то не то? Сара, честное слово, я тебя не обижу! Я просто поговорить хотел!
Я беру себя в руки:
— Нет-нет, все нормально. Я тебе верю. Я тоже хочу поговорить. Давай сядем.
Веду его в пустую гостиную.
Он осматривается:
— Я думал…
— Что?
— Да так, ничего.
Он думал, там Винни. Я же соврала ему, что Винни за стенкой.
Мы пьем чай, я сижу на одном продавленном засаленном диване, Адам — на другом. Нам есть что сказать друг другу, только непонятно, с чего начать. Молчать жутко неловко. Чем дальше, тем хуже. В конце концов Адам собирается с духом.
— Сара, ты вот обзывала меня по-всякому — дьяволом например. Я не понимаю за что. Я и видел-то тебя всего пару раз. И ничего тебе не сделал.
Я набираю побольше воздуху.
— Ну да, мы встречались всего пару раз, но я тебя уже видела. Я тебя вижу во сне каждую ночь уже год. Ты мне снишься в страшном сне. И снился еще до того, как мы познакомились. Я и про ожоги твои знала, еще когда их не было.
Он подносит руку к лицу.
— Блин, — говорит он. — Так ты видела, как все случилось… и костер…
— Нет, кажется, нет. Мне снится огонь, и как дома рушатся, и все кругом горит, но дело не в этом… понимаешь, мой сон… в общем, я думаю, это будущее. Не то, что уже было. То, что будет.
Скажи я это кому-нибудь другому, он бы решил, будто я спятила. Адам так не считает.
— Новый год, — говорит он.
— Да-да, мне снится именно первое января. Но дата появилась только после того, как я познакомилась с тобой. Первый раз приснилась, когда я увидела тебя в школе.
— Я принес тебе число, — говорит Адам. — Я ведь вижу числа. Даты смерти. Когда я гляжу человеку в глаза, — он смотрит на меня в упор, — то вижу число, дату, когда он умрет, и еще чувствую. Иногда вижу, иногда слышу — как вспышка. Знаю, как это будет, мирно или нет, изнутри или снаружи…
Огонь не затронул его глаз. Они очень красивые — чистые-чистые белки, темные, зеленовато-карие радужки, ресницы густющие… Так бы и утонула в его глазах, дай я себе волю… только теперь я знаю, что он видит больше, чем обычные люди, и мне интересно — не могу удержаться! — что же он видит, когда смотрит на меня.