В дверь стучат рано утром, только стало светать.
— Откройте! Откройте! У нас эвакуационный ордер на эти квартиры. Отправление через пять минут. Все на выход, пять минут!
Слышно, как шагают по коридору, колотят в двери, повторяют одни и те же распоряжения. Я-то не спал, но бабуля задремала в кресле и теперь встрепенулась и ругается.
— Черт побери, Адам… Который час?
Дряхлая, сморщенная — такой фиолетовые волосы совершенно не по возрасту.
— Полшестого, баб. За нами пришли.
Бабуля глядит на меня — усталая и перепуганная.
— Пришли, значит, — говорит она. — Давай-ка собирайся.
Я гляжу в ответ на нее и думаю — фиг тебе. Никуда я не пойду, а с тобой тем более.
Мы этого ждали. Четыре дня просидели взаперти в квартире, глядя, как на улице прибывает вода. Всех предупредили, что дамба скорее всего не выдержит. Ее построили сто лет назад, до того как повысился уровень моря, а теперь еще и талые воды нахлынули по весне и шторма зарядили один за другим.
Мы думали, вода поднимется и схлынет, а она так и осталась.
— Наверно, в Венеции тоже было так же, пока ее не смыло, — мрачно заметила тогда бабуля. И швырнула окурок за окно, в воду. Он поплыл себе вдоль улицы туда, где раньше был бульвар. А бабуля закурила следующую сигарету.
Свет отрубили еще в первый вечер, а потом из крана потекла коричневая жижа. По улице бродили какие-то люди и кричали в мегафоны, что воду из-под крана пить нельзя и что они дадут нам воду и еду. Ничего они не дали. Нам пришлось обходиться чем было, но без тостера и микроволновки, да еще когда молоко в холодильнике скисло, уже часов через двенадцать мы страшно проголодались. Когда бабуля ободрала целлофан с последней пачки сигарет, я понял — дело плохо.
— Когда они кончатся, сынок, придется сматывать удочки, — сказала она.
— Никуда я не пойду, — ответил я.
Это был мой дом. Все, что осталось от мамы.
— Нельзя же здесь оставаться, когда все так.
— Я никуда не пойду. — Констатация факта. — А ты езжай в свой долбаный Лондон, если так приспичило. Ты же давно мечтаешь.
Так и есть. Ей здесь всегда было не по себе. Она переехала к нам, когда мама заболела, и осталась присматривать за мной, но так тут и не прижилась. От морского воздуха она кашляла. От просторного голубого неба — жмурилась и юркала в дом, будто таракан.
— Выбирай выражения, — сказала она, — и складывай рюкзак.
— Ты мне не приказывай. Ты — не мама. Не буду я собираться, — сказал я — и не стал.
В результате у нас на все про все пять минут. Бабуля поднимается и начинает что-то запихивать в большой черный мешок для мусора. Исчезает в своей комнате и появляется с охапкой шмоток и полированной деревянной шкатулкой под мышкой. По квартире она шастает на удивление быстро. Меня колотит. Не могу я отсюда уехать. Я не готов. Так нельзя.
