— Нет, — говорит, — все нормально. Не надо. Все нормально. — Выпрямляется, разминает свои неугомонные руки-ноги. — Прости меня.
— Ты чего извиняешься?
— Да из-за всего. Прости, что я тебе жить мешаю. Что снюсь.
Я пожимаю плечами:
— Ты не виноват. Ты же не нарочно, правда?
Он подается вперед, сцепляет руки, переплетает пальцы.
— Сара, а если твой страшный сон не сбудется? Если мы сможем все исправить?
Вообще-то сон не обязательно вещий. Вдруг Адам говорит правду? Нет, не верится.
— Я предупредила, — говорю. — Там, на картине.
— Ты для этого ее нарисовала?
— Не знаю. Вин посоветовал. Он слышал, как я кричу по ночам. Сказал — нарисуй. У меня наверху горы рисунков. Адам, этот сон, он совсем как наяву. Я хотела, чтобы все узнали. Думала, от этого сон перестанет сниться.
— И как, перестал? Не снится больше?
— Не перестал.
Откидываюсь на спинку дивана — я как выжатый лимон. Будто разом навалились долгие месяцы недосыпа.
— Ты же с ног падаешь, — говорит Адам. — Пойду я.
Встает. Я тоже начинаю подниматься.
— Ладно, сиди, — говорит он. — Я сам дверь закрою… только можно, я еще когда-нибудь приду? Это ничего?
Падаю обратно: у меня не осталось ни капли сил. Я была уверена, что буду биться с ним, защищаться от демона из страшного сна. Но Винни оказался прав. Это просто мальчик, которому так же страшно и непонятно, как мне. Я ужасно устала и вправду хочу, чтобы он ушел.
А еще я тоже хочу, чтобы он вернулся.
— Ага, — говорю. — Приходи.
Тут он улыбается — немного криво: обожженная кожа загрубела. А здоровая щека у него такая гладкая-гладкая, что у меня все внутри тает. Он подходит ко мне и на секунду останавливается.
— Пока, Сара, — говорит он.
— Пока.
Не успевает он дойти до двери, как глаза у меня слипаются и я погружаюсь в глубокий сон без всяких сновидений.
Она закрывает глаза. Так она выглядит добрее, моложе. Лицо у нее бледное-бледное, прямо белое. Когда я прохожу мимо нее, она так близко, что я улавливаю ее мускусный аромат, и мне так хочется обнять ее, прижать к себе, зарыться лицом ей в волосы, надышаться ее запахом…
Останавливаюсь на пороге, гляжу на нее. Остаться бы здесь навсегда.
Откуда-то сверху доносится писк. Сара, наверное, тоже слышит его сквозь сон — она шевелится, но потом засыпает снова. Писк тонюсенький, как будто пищит котенок, какая-то зверюшка, но от него я сразу начинаю нервничать. На цыпочках прохожу мимо Сары. У лестницы смотрю наверх. Кажется, дома никого больше нет, только этот писк. Похоже, я понимаю, кто это плачет.
Не знаю, как быть, то ли пойти на писк, то ли сматываться. Наверное, любопытство побеждает, а может, не только любопытство. Этот дом, Сара — мне ведь было суждено их найти. Судьба сделала так, чтобы я здесь оказался именно сейчас. И услышал плач. Если я сейчас убегу, значит, все равно придется в другой раз возвращаться и разбираться. Осторожно поднимаюсь по голым ступеням. На первой площадке плач слышится по-прежнему сверху. Сердце колотится так, что вот-вот выскочит. Слышу, как входит и выходит воздух изо рта.