— Перестань, баб!
Она подходит ко мне и собирается забрать у меня Мию. Мия перепугалась. Она утыкается мне в плечо.
— Баб, ты чего?! Ей у меня хорошо!
— Я — чего?! Это ты — чего! Ты же видел картину, ты знаешь, что будет!
Тут мы с ней смотрим на Сару.
— Да-да, я понимаю, — говорит она, — ну, пока-то можно. Сегодня можно.
Бабуля разворачивается к ней:
— То есть вы хотите, чтобы она к нему привыкла, доверяла ему, сама попросилась к нему на руки первого января? Так?
Сара морщится:
— Нет, что вы… я не знаю. Не знаю!
— Зачем вы пришли? — Бабуля говорит жестко, чтобы не выдать, каково ей на самом деле. Я-то понимаю, это она завелась, потому что в панике, но Сара этого не знает. Нагнать страху бабуля умеет и сейчас разошлась по полной.
— Зачем я пришла? Я жила у друзей, а их арестовали. Больше у меня никого нет. Идти мне некуда. Но если вы против, я уйду. Ничего. Найдем что-нибудь.
Она берет Мию за бока, чтобы взять у меня, и случайно задевает рукой мне плечо. Руки у нее такие теплые, такие гладкие. Чувствую косточки под тонкой кожей. Будто током ударило.
Тут я наконец встряхиваюсь:
— Баб, Саре негде переночевать. Я сказал, что она может пойти к нам. Положим ее в моей комнате, а я посплю здесь на диване. Это только на одну ночь, баб, я сказал — можно.
Бабуля глядит на меня. На долю секунды мне кажется, что сейчас разразится колоссальный скандал. Потом она пожимает плечами и переводит взгляд на Мию.
— Ладно, — говорит она. — Выгонять вас на улицу я не стану, но вы совершаете роковую ошибку. Я уверена. — Шагает ко мне. — Кто это тут у нас?
— Мия, — говорит Сара.
Бабуля подходит поближе. Малышка отстраняется, но все равно исподтишка посматривает на нее — интересно же.
— Не бойся, — говорит бабуля и нежно гладит ее по щеке. — Я, конечно, ведьма, но не злая. Я добрая.
Злая, добрая… какая разница? Дело не в костлявых желтых пальцах и не в фиолетовых патлах, дело в глазах. Стоит ей глянуть на тебя этими своими глазищами, и готово. Как гипноз. Не можешь отнести взгляд, пока она сама тебя не отпустит.
Наоравшись и напугав Мию до полусмерти, она пытается подружиться с ней, но Мия на такое не согласна. Цепляется за меня, будто обезьянка, и даже глядеть на нее не желает. Поэтому Вэл переключается на меня. Будто молнией в макушку ударило. Она хмурится.
— Сиреневый, естественно, — говорит она, — и еще темно-синий. И все залито розовым.
— Баб, — говорит Адам, — опять ты за свое…
— Что? О чем вы говорите?
— Это твоя аура, — тяжело вздыхает Адам.
— Чего?!
— Твоя космическая энергетика, — говорит Вэл. — Ярко-розовая — чувствительная, артистическая натура. Сиреневый — ясновидение, визионерство. Темно-синий — полный ужас.