— Она не сказала вам, насколько это может оказаться важным для нас?
— Если бы это было настолько важным, лейтенант, вы бы сами могли мне это сказать. Я прождал вас весь вечер. Я знал, что вы придете.
— Интуиция?
— Называйте это так.
— Вам ваша интуиция вчера вечером не подсказала, что Питера Бредли могут убить, скажем, в девять тридцать?
На высоких скулах Мазера, чуть подрагивая, натянулась кожа.
— Нет, клянусь Богом, у меня не было никаких предчувствий!
Ответ был слишком эмоциональным для человека, не причастного к событиям того вечера.
— Вы чего-то ждали? Это бесспорно, судя по вашему поведению. Упростите наш разговор и расскажите мне все.
Мазер покачал головой и пожал плечами.
— Я все равно узнаю, рано или поздно. Можете быть в этом уверены, — сказал Маркс.
— В таком случае проинформируйте и меня тоже, — ответил Мазер, явно бравируя. В присутствии Маркса ему хотелось — и тем сильнее, чем больше он этому сопротивлялся, — выставить себя паршивеньким, слабым человечком, хлыщом, который уже противен самому себе. — Как я уже сказал сегодня Анне, никто из нас не может сказать, что он полностью невиновен.
Что бы это значило, подумал Маркс. Он не собирался позволить этому лжецу и притворщику водить себя за нос. Откинувшись на стуле и сложив руки, он почувствовал всей спиной неприятную жесткость спинки, впившейся в позвоночник. Маркс улыбнулся, чтобы не выдать себя.
— Я невежда, — сказал он Мазеру. — Объясните мне, кто такой Агамемнон?
Мазер сразу догадался, откуда Марксу это известно.
— Согласно легенде, он был предводителем греков в Троянской войне. Вернувшись, был убит женой и ее любовником… — Он умолк, увидев по лицу Маркса, что это произвело на него впечатление, столь же сильное, как от неожиданного удара.
— О, Господи! — невольно воскликнул Мазер.
Маркс молча смотрел на него и ждал.
— Я не любовник Джанет Бредли, — очень тихо промолвил Мазер.
Впервые Маркс уловил что-то человеческое в нем и был взволнован.
— Что вы имели в виду, когда в таверне сказали: «Агамемнон умер сегодня вечером».
— Это слова из поэмы Элиота…
— Я знаю это, — оборвал его Маркс. С него хватит поэзии на сегодня, подумал он. — Я спрашиваю вас, что вы имели в виду?
— Я не собираюсь вам этого говорить. Ребята ничего не знали, да и сам я тоже не знал этого тогда. Я могу придумать сейчас что угодно и вам придется мне поверить. Это очень личное, сэр, и никого не касается. Но я не думал о Питере Бредли, когда произносил эти слова. Я думал о себе. — Мазер вскочил. — Черт побери! Я сказал вам все, что собирался сказать. Вы не мой психиатр или духовник. Дайте мне описать этого зверя, которого я для вас увидел. А потом занимайтесь своей работой, а мне оставьте мою.