Спросить я не успел. Мы уже спустились на первый этаж и оказались в широком коридоре, ведущем в соседний корпус. Здесь, как и везде, пол был устлан ковром из битого стекла вперемешку с кусками штукатурки. Около стен валялись обрывки почерневшей минеральной ваты и покореженные оконные профиля. Однако я отметил это лишь краем глаза. Все мое внимание было сосредоточено на кое-чем ином. На одной из стен, прямо поверх трещин и выбоин черной краской было написано: «Отыщи Джулию». Увидев эту надпись, я остановился. Что-то в ней было. Она чем-то меня затронула. Нет, не сам смысл. С Джулией я знаком не был и искать ее конечно же не собирался. А вот большие печатные буквы… стиль, в котором они были написаны… Где-то я уже видел этот небрежный размашистый почерк.
— Понятия не имею откуда она взялась, — Даниил Ипатиевич заметил мой интерес к настенной росписи. — Давно уже здесь. Наверное кто-то из прохожих написал.
— И много здесь прохожих? — поинтересовался Леший.
Старик поскреб затылок:
— Да, пожалуй, за последние полгода вы первые будете.
— Оживленное местечко, ничего не скажешь! — присвистнул Клюев.
— Согласен, — Ипатич смущенно улыбнулся. — Только другого у меня все равно нет. Это и дом, и работа, и вся моя жизнь.
Будто стараясь поскорее подтвердить это, ученый принялся нас поторапливать:
— Идемте, она там, в производственном корпусе.
Лабораторно-производственный корпус походил на сборочный цех небольшого заводишки по выпуску холодильников или стиральных машин. Но опытный глаз сразу мог определить, что не все так просто. Судя по некоторым признакам, наряду с основным производством здесь втихаря подрабатывали сборкой межпланетных космических кораблей. Несколько именно таких конструкций я и разглядел в темных закутках обширного крытого павильона. Само собой большая часть оборудования и экспериментальных образцов несли печать разрухи и запустения. Темно-серая пыль, мутные, неопределенного происхождения потеки, лохматая ржавчина, разорванные и сгоревшие кабеля, расплавившиеся пластиковые панели. Все мертво и недвижимо.
Однако, преодолев два десятка метров, продравшись сквозь железные заросли мертвых установок и агрегатов мы с удивлением обнаружили, что и в этом темном царстве имелся свой персональный лучик света. В глубине мрачного зала, по соседству с переходом в третий, самый большой корпус, горел свет. Было необычайно сложно поверить, что я действительно вижу электрический свет. После адовой черноты погибшего города, после липких пут пустоты и забвения, саваном спеленавших весь институт, после основательно разгромленного главного лабораторного корпуса, это и впрямь казалось настоящим чудом.