Не было теперь никакой причины ей оставаться. Как это ни странно, но у него было очень много причин, чтобы уйти к себе в комнату, запереть дверь и не выходить оттуда до тех пор, пока он не узнал бы точно, что Элиза уже уехала в Лондон.
Он слишком хорошо знал себя, поэтому у него не было ни капли сомнений в том, что произойдет, если он так не сделает. Не зря его считали искусным и коварным соблазнителем, по ряду едва заметных признаков он видел, что Элиза готова поддаться, уступить его домогательствам. Подобно опытной гончей, услышавшей призывный звук рожка, он дрожал от нетерпения, чтобы накинуться на почти загнанную добычу. Оставался последний шаг, и она будет его. Но каким бы беспринципным негодяем Эдвард ни был, он внутренним чутьем угадал, что ни в коем случае не следует этого делать. Хотя сам не понимал почему.
Ему было нелегко, очень нелегко. После откровенного разговора на морском берегу Эдварду было стыдно, и он мучительно спрашивал себя: зачем все это и куда его занесло? Однако ее теплые губы, ласковые глаза, утешающие слова несли в себе скрытый ответ на его вопросы. Она не осуждала его, не порицала, а принимала таким, каков он есть, со всеми его недостатками и слабостями! Как она сумела своим молчанием, без пустых лишних слов, показать ему, какой может быть любовь? Та самая любовь, для которой, как она указала, он был рожден.
Эдвард поерзал в кресле, пытаясь усесться поудобнее, но самое главное, чтобы опять почувствовать себя в своей тарелке, опять стать самоуверенным, ироничным и насмешливым. Но к своему удивлению, он не мог. Как ни странно, на сердце у него стало вдруг светло и радостно. Еще не все потеряно, он может полюбить!
Нет, наверное, это все-таки ошибка? Это все выглядело слишком странно и опасно.
Он вскочил с кресла и принялся метаться взад и вперед по библиотеке. Нет, надо все-таки подняться к себе наверх, запереться, строго-настрого распорядиться, чтобы Элизу отправили завтра утром в Лондон, и выйти из своей комнаты только после того, как она уедет, и ни минутой раньше. Нет, он не позволит, чтобы сын Черного Невилла соблазнил эту девушку и бросил.
Но не успел он утвердиться в своем решении, как вошедший камердинер подал на подносе вечернюю почту и пакет с купленной книгой. Одно из писем вдруг заинтересовало Эдварда.
Оно было написано на самой дешевой почтовой бумаге, но на печати красовался вычурный фамильный герб. Несомненно, к лорду Хартвуду обращался образованный и светский человек, но из-за неразборчивого почерка не сразу можно было догадаться, о чем шла речь. Эдварду пришлось прочитать письмо дважды, прежде чем он понял, чего от него хочет неожиданный проситель..