Устыдясь собственной трусости, Элиза постаралась принять как можно более уверенный вид.
— Ваша милость, меня тревожит совсем другое. Дело в том, что я почти все время теряю разные украшения. Как бы я ни старалась, но они непонятно как пропадают у меня. Тетя Селестина всегда ругала меня за подобную рассеянность.
Веселые искорки заплясали в глазах лорда Лайтнинга. Казалось, он вот-вот рассмеется.
— О, можете не волноваться! Такое ожерелье никуда не денется. Уверяю вас, за ним неотрывно будут следить десятки глаз, с завистью и восхищением. А после того как моя мать увидит его на вас, оно вернется в надежное место. Ну а до того момента я буду внимательно следить за ним.
На горизонте появились пригороды Брайтона. Движение на дороге стало оживленнее, и экипаж замедлил ход. Элиза с любопытством рассматривала из окна кареты дома и улицы фешенебельного курорта. Стоял разгар лета, и повсюду были видны отдыхающие. Они фланировали по просторным улицам, дышали морским воздухом или гуляли для моциона. Вдалеке возникло здание причудливой формы. Казалось, в нем переплелись всевозможные архитектурные стили и направления — от классического до фантастического. На фоне остальных зданий оно сразу бросалось в глаза, сверху его венчал купол, а по бокам возвышались стройные высокие башенки.
— Павильон регента, — коротко и сухо объяснил Хартвуд, явно не желая вдаваться в подробности.
В воздухе все сильнее и сильнее пахло морем. Иногда откуда-то налетал ветер, заставлявший гулявших дам крепче сжимать свои зонтики. Наконец экипаж свернул на узкую улицу и вскоре остановился.
Опираясь на руку Хартвуда, Элиза выбралась из кареты и прошла к дверям внушительного дома, в котором она должна была провести две недели. Ей было немного боязно. Она шла медленно, все время поглядывая себе под ноги, чтобы не наступить на край длинного просвечивающего платья.
Хотя Элиза не была знакома с последними веяниями моды, тем не менее она чувствовала, что наряд на ней не подходит для знатной леди. Ее рыжие волосы, зачесанные вперед в греческом стиле, выбивались колечками из-под краев большой шляпки, вульгарно украшенной искусственными цветами и фруктами. Элиза терялась в догадках, как встретит их мать Хартвуда.
Ответа на данный вопрос не пришлось ждать долго.
Дом леди Хартвуд если не поражал своими размерами, то, во всяком случае, выделялся изяществом архитектурного стиля. Сильный соленый привкус в воздухе говорил о близости моря. Парадную дверь услужливо распахнул ливрейный лакей. Они вошли в маленькую прихожую, отделанную почерневшими деревянными панелями. Вышколенный лакей безмолвно провел их в гостиную, по величине мало чем отличавшуюся от прихожей, и сказал, что леди Хартвуд должна вот-вот прийти. В гостиной было довольно темно. Единственное окно, хотя и выходило во двор дома, было завешено плотной парчовой гардиной. Хартвуд жестом указал Элизе на кресло. Его изящно изогнутые ножки, позолоченные подлокотники и спинка свидетельствовали о былой роскоши, былой потому, что кожаное сиденье в некоторых местах протерлось, а резьба на деревянных частях почернела и кое-где сгладилась. Скромность окружавшей обстановки скорее всего подействовала бы успокаивающе на Элизу, если бы нe одолевавшая ее, тревожная мысль: как пройдет первая встреча с матерью лорда Хартвуда? Издалека, когда она была в Лондоне, ее роль куртизанки казалась ей не очень трудной, даже скорее забавной. Но здесь, в Брайтоне, все стало представляться в ином свете. Играть падшую особу, ощущая на себе презрительные взгляды порядочных женщин, — от этой мысли в душе Элизы зашевелился неприятный холодок, очень похожий на страх, который она тщетно пыталась подавить. Хотя у нее не было явных причин для беспокойства, в конце концов, это была всего лишь игра, притворство, но Элизе все равно было не по себе.