— Все словно раздваивается — так странно! — прошептала она ошеломленно. — Единственное, что реально, — это твоя страсть играть с огнем.
— Тс-с! — Пальцы его с силой сжали ее тело. — Ничто не реально, кроме этого!
В душе ее завязался узел боли и наслаждения. Что бы ни случилось теперь, подумала она, не в силах преодолеть головокружение, это навсегда останется со мной. Она тянулась к нему, закрыв глаза, вступая в магический круг, где был один лишь этот мужчина, да ночь, да дождь. В мерцающем тумане закружился, растворился весь мир, остаюсь лишь безумие, которое несли с собой его губы, пахнущие дождем.
Тысячеглазая ночь смотрела на них сверху вниз, а дождь все шел и шел, заглушая все звуки. И они не слышали, что где-то в доме с убийственной яростью захлопнулась дверь…
Пейдж сунула ноги в домашние туфли, надела широкие брюки и в тон им тонкую светло-желтую рубашку. Причесываясь, она видела в зеркале свои глаза, незнакомые, полные неясных видений. Странных, чарующих, уносивших ее, словно река в наводнение. Этим утром она наконец перестала прятаться от самой себя. Оказавшись в тупике, откуда не было выхода, она вынуждена была взглянуть правде в глаза. Теперь она знала, что такое любовь, но любила она не Джоэла. Все, что делала она с самого начала, было лишь жалкой попыткой скрыть этот самообман.
Теперь ей придется уехать из Кумбалы, и очень скоро. Нужно отказаться от мечты… нужно сделать Джоэла своим врагом. Руки ее дрогнули при этой мысли. Но Джоэл выдержит. Придется выдержать и ей самой. Она открыла Таю свою душу, но ее порыв ответа не встретил. Тай ничего не сказал ей, а она не собиралась подвергать себя унижению и обиде. Он считает ее ловкой актрисой? Ну что ж, она докажет, что является ею!
Вздохнув, Пейдж отвернулась от зеркала. Глупо строить планы, думать о будущем, когда этот человек играет ее чувствами, как пожелает. Сегодня она все скажет Джоэлу. Нелегкая задача, но и без того она ждала слишком долго. Невзирая на все страхи, она снова почувствовала огонь возбуждения, однако справилась с ним. Как это сложно — топить в себе нежность. Возбуждение и трепет, неподвластные ей и только слегка приглушенные, так и остались в ней, словно рокот моря в ракушке.
Впервые за все время она не смогла насладиться видом из окна — серая стена дождя заслоняла кристальную синеву горной гряды за песчаными холмами. В столовой Дайана уже пила свой апельсиновый сок. Она радостно улыбнулась Пейдж.
— Доброе утро, дорогая. Ты только послушай, что за дождь! Правда, чудо?
— Чудо! — улыбнулась Пейдж в ответ. Дай была отличным противоядием ее смутному настроению, всегда жизнерадостная, спокойная.