— Я с удовольствием, Рикки! Когда?
— Где-нибудь около двух. — Он прищурился. — Знаешь, Каро, у меня с сердцем творится что-то неладное, когда я смотрю на тебя. У тебя такое лицо, что в прежние времена рыцари бы дрались из-за тебя на турнирах!
— Насмехались бы надо мной? note 5 — остроумно заметила Кэрин.
Рикки не обратил внимания на ее шутливый тон, будучи совершенно серьезным в своей похвале.
— Не знаю, насколько мне удастся твой портрет. В твоем лице увлекательнейшее сочетание высокомерия и озорства!
— Боже правый! — рассмеялась Кэрин.
— Прости за откровенность, моя дорогая девочка, но во мне говорит художник, — саркастически протянул Рикки.
— И с этим трудно спорить. — Глаза Кэрин блеснули из-под темных ресниц. — Рикки слишком высокого мнения о себе!
— Если бы это сказала другая девушка, а не ты, я бы не поверил! Возмутился!
— Ладно, Рикки, я сейчас кончаю! А ты пока повозмущайся!
Рикки нахмурился.
— Дай Бог мне сил!
Кэрин покачала ногой, а затем погрузилась в изысканное «Посвящение» Листа. Это, по крайней мере, успокоит Рикки! И успокоило! Его золотистая голова моментально показалась в двери.
— Почему ты мне не говорила, что играешь, как ангел?
За Листом последовали этюды Шопена, потом Фалла, Равель и Дебюсси. Это доставило Кэрин огромное удовольствие после безмолвных недель, когда она не подходила к роялю.
Марк Эмбер, пришедший за нею, появился в гостиной с восторженным выражением лица. Кэрин заметила его только через некоторое время.
— Так скоро вернулись, дядя Марк?
— Я бы вернулся еще раньше, если бы знал, что здесь будет концерт. Мы с Пипом хотели, чтобы ты присоединилась к нам, но теперь, думаю, я сам останусь здесь!
Он подошел к креслу и опустился в него, рассыпав по его высокой спинке свою серебристую шевелюру.
— Ну и почему же говорят, что женщины не могут играть на рояле? Исполнение удивительное, великолепное, однако, так печально старомодное. В мое время от каждой юной леди требовалось некоторое умение играть, но я не припоминаю, чтобы кто-нибудь играл хотя бы наполовину так же прекрасно, как ты, Кэрин!
Его искренний тон заставил ее улыбнуться.
— Подозреваю, вы милейший человек, дядя Марк!
— У меня есть любимая пьеса, — улыбнулся он, польщенный комплиментом. — «Посвящение» Шумана. Ты знаешь ее? Я слышал ее в исполнении Горовица на «бис» много лет тому назад, на одном из его концертов в Нью-Йорке и никогда этого не забуду!
Левой рукой Кэрин нашла до бемоль.
— Я не Горовиц, дядя Марк, но, если вы закроете глаза, это будет не столь заметно!
Он улыбнулся и закрыл глаза, чтобы немедленно их открыть. Его очаровали как звуки, так и зрелище. Юная Кэрин была прирожденным музыкантом, но особую склонность имела к роялю, как и ее покойный отец. Когда отзвучала последняя нота, дядя Марк выразил свое удовольствие энергичным кивком головы: ему вовсе не хотелось нарушать чары музыки пустыми словами.