— Но для чего это было сделано? — спросила судья, окончательно запутавшись.
— Возможно, чтобы лучше замаскировать сообщение, то есть чтобы трудно было догадаться, что речь идет о концерте «Император».
— Но ведь ты легко его узнал, — сказала судья.
— Только потому, что я не просто музыковед, но и специалист по Бетховену, — ответил Даниэль не без гордости.
Их разговор прервали два патолога, которые, закончив вскрытие в соседней комнате, посчитали, что их рабочий день закончен. По их насмешливым лицам было видно, что между ними и Понтонесом существует профессиональное соперничество и им не терпится отпустить в его адрес какую-нибудь шутку, но присутствие судьи и в меньшей степени Даниэля мешает им применить тяжелую артиллерию.
— Привет, Фелипе, мы уходим. Если хочешь задержаться, там есть еще один.
— Очень мило с вашей стороны, — отозвался Понтонес. — Еще прибежите ко мне, когда вам понадобится решить судоку.
Когда коллеги Понтонеса ушли, он, как бы извиняясь, заметил:
— Они целый день меня подкалывают — борются со стрессом.
Судья посмотрела на нотную запись, сделанную Даниэлем:
— У тебя есть идея насчет того, что может означать татуировка?
— В сущности, нотный стан должен быть чем-то вроде кода, — продолжал Даниэль. — Однако существует столько способов шифровки текста с помощью музыкальных знаков, что я не решаюсь выдвинуть какую-либо теорию, пока внимательно не изучу партитуру.
Судья озадаченно посмотрела на Даниэля:
— Ты говоришь, это какой-то код? Что-то вроде комбинации цифр в сейфе?
— Кодом также может служить некий текст. Например, стихотворение. Но прежде чем выдвигать догадки, следует более тщательно исследовать надпись.
Судмедэксперт сделал «полароидом» несколько снимков и, убедившись, что выдержка была установлена правильно, вручил их музыковеду.
Выйдя на улицу, судья, медэксперт и Даниэль хмуро попрощались. Даниэлю пришлось два раза прокрутить рубашку в стиральной машине, прежде чем исчез тошнотворный запах, пропитавший прозекторскую.
Вечером, после гнетущего осмотра отрезанной головы Томаса, Даниэль пригласил Алисию в тратторию «Корлеоне», которая осталась его любимым итальянским рестораном, несмотря на скандально выросшие цены.
Метрдотель Энцо проводил их к любимому столику и вместе с меню принес брусочки пармезана и хлебные палочки.
— Во сколько ты завтра улетаешь? — спросил Даниэль, непонятно зачем просматривая меню, потому что он всегда заказывал одно и то же: lumaconi rigati al tartufo.[9]
— В семь утра. В шесть мне нужно быть в аэропорту.
— Значит, мне надо встать на рассвете.