Я сидела, погрузившись в размышления, когда дверь открылась и на пороге появился пожилой надзиратель Рей Маккей.
Я всегда немного смущаюсь, когда меня застают за делами, не связанными напрямую с моими обязанностями. Вот и теперь почувствовала себя так, словно меня застукали голой в душе. Но Маккею, похоже, было все равно. Он как ни в чем не бывало подошел ко мне и спросил, что я готовлю, будто мы с ним на пикнике.
Я пренебрежительно фыркнула.
— Сам посмотри, — ответила я и, не теряя чувства собственного достоинства, вернулась на свой трон. Маккей развернул складной стул и сел рядом.
Нам наконец-то удалось испортить настроение Льюису. Он нахмурился — зэки всегда с тревогой воспринимают появление нового надзирателя — и снова начал что-то насвистывать себе под нос. Но теперь его мелодия звучала более злобно и враждебно. Я вполне допускала, что Льюис и Маккей уже встречались при далеко не самых приятных обстоятельствах. Это вполне в духе Маккея. Правила для него — пустяковое препятствие. Он знал в тюрьме каждый закуток и легко мог затащить туда заключенного для «разъяснительной беседы». Он регулярно и безо всякого зазрения совести валял дурака, в то время как другие лезли из кожи вон, чтобы выполнить свою работу. Однако в отличие от многих старых сотрудников тюрьмы, на которых я смотрела с презрением, я нежно любила этого человека. Он был для меня веселым дядюшкой, простым и добродушным, которого у меня никогда не было, но я всегда мечтала его иметь.
А еще, как говорится, с ним не приходилось скучать. Он с нетерпением рявкнул через стекло:
— Слушай, Купер, ты там что, пироги печешь?
У Льюиса лишь хватило ума предложить Маккею трахнуть самого себя.
— Почему они заставили заниматься этим меня? — спросила я у Маккея.
Это был риторический вопрос, и я получила на него риторический ответ:
— Потому что все говно подчиняется законам гравитации и падает вниз.
Неплохой девиз для нашей работы.
Маккей не производил впечатления человека, с которым можно вести задушевные беседы на интеллектуальные темы, но я знала, что он сообразительный и отличается широкими взглядами. Внешне Маккей напоминал ирландского полисмена со старой фотографии: плоское веснушчатое лицо, короткая стрижка, тяжелая складка на загривке. Одно ухо оттопырено и измято, словно по нему ударили чем-то тяжелым. В душе он был чувствительным, заботливым и очень обидчивым. Отличался вспыльчивостью, но с уважением относился к женщинам.
— Ты уверен, что он упакован? — спросила я.
Слово «упакован» весьма деликатно описывало ситуацию.