Естественное убийство. Подозреваемые (Соломатина) - страница 139

– А этого всего не происходило в действительности? – спросил Северного Соколов.

– Терпение, друзья мои, терпение!.. Итак, машина запущена. Адвокат может сколько угодно оспаривать формулировки, утверждая, что беременность не всегда наносит тяжкий вред и «иные тяжкие последствия», не говоря уже о «смерти потерпевшей», что изнасилование может привести к беременности, но причиной смерти является вовсе не изнасилование… Но оспаривать формулировки – не есть оспаривать преступление. А дневник покойной говорит сам за себя: более чем совершеннолетний отчим склонял несовершеннолетнюю гражданку Анну Р. к тому, что утверждает дневник покойной. Утверждает и расписывает во всех подробностях. Подробностях настолько порнографических, что даже я, ко всему привыкший старый циник, ловил себя на мысли: «А происходило ли всё это в действительности или же это сказка?» Страшная, бредовая сказка. Ключевое слово «бредовая». И тут в одном хмельном кухонном трёпе мой старый друг Сеня Соколов кидает мне подсказку. Я звоню адвокату гражданина Е. и рекомендую ему раскопать кое-что о биологическом отце покойной несовершеннолетней гражданки Р. И что вы думаете?! Некий давно уже покойный гражданин Александр В. был, оказывается, болен шизофренией. И двое его ныне здравствующих великовозрастных деток, к слову, двойняшек, оказывается, также больны вялотекущей шизофренией! Двое! Не близнецов, но двойняшек! Это очень статистически достоверно. Что нам говорит медицина? А медицина, дамы и господа… Пока ещё дамы и господа!.. Медицина нам говорит, что если один из родителей болен шизофренией, то вероятность болезни для его потомства составляет порядка пятидесяти процентов. А если уж двое сибсов из, простите, «помёта» больны, то вероятность шизофрении у третьего взлетает до немыслимых процентов. Медицина, увы, не в силах нам сказать, что является пусковым моментом клинической манифестации этого страшного заболевания. Жил себе, был человек, внешне вполне нормальный. И вдруг – резкое прекращение отношений с родными, злобность, неустойчивое настроение… Частенько – именно в подростковом возрасте. Но кто же обращает внимание на такие мелочи, как резкое прекращение отношений с родными, злобность и неустойчивое настроение? Особенно – в подростковом возрасте. Потому как многие из вас, пока ещё, тьфу-тьфу-тьфу, дамы и господа, именно это: прекращение отношений с родными, злобность и неустойчивое настроение – считают не чем иным, как стигмами того самого подросткового возраста! Вдруг некое ясноглазое существо, прежде любившее вас, становится злым и колючим. И что? Плавали – знаем, сами такие были. Кто же будет думать о шизофрении, когда все мысли о том, что прежде любившее вас ясноглазое существо становится из ребёнка подростком? Кто же будет думать о шизофрении, ничего существенного не зная о человеке, от которого это прежде ясноглазое, любящее вас существо произошло? Кто же будет думать о шизофрении, когда все мысли о бизнесе, «об одеть помоднее» и «об накормить лобстерами»? Никто. И уж тем более никто не будет думать о таком редком в юности проявлении шизофрении, как сексуальный бред. Психическое наполнение полового влечения даже у нормальных подростков далеко от реальности и частенько отражает не обычное взаимодействие полов, а своеобразные собственные фантазии, а то и бредовые переживания. Что уж говорить о подростках-шизофрениках. – Северный замолчал. – Но дневник есть. И гражданка Р. понеслась в милицию с этим «разоблачительным» свидетельством. О шизофрении она не думала. Не думала о подростковой гиперсексуальности, помноженной на шизофрению. Она думала лишь о собственной вине. И о том, что чудовище, совратившее и в результате убившее её дочь, должно понести заслуженное наказание. Смерть дочери и открывшаяся «правда» так нагрузили бедную гражданку Р., что ей самой впору было примеривать реактивный психоз. А теперь на некоторое время забудем о совершеннолетних и несовершеннолетних гражданках Р., а также о гражданине Е. и поговорим о том, что такое «честная ошибка мента». Есть возражения? – Северный обвёл взглядом присутствующих. Судя по всему, даже те, кто принял чуть больше нормы, уже протрезвели. – Итак, «честная ошибка мента». Или, если угодно, «ошибка честного мента». Сути не меняет. Можно слово «честный» употребить дважды. Есть честный мент, совершивший честную ошибку. Чтобы там ни говорили про наши правоохранительные органы, в них куда чаще, чем принято полагать, работают хорошие люди. Великовозрастная гражданка Р. имела повод в этом убедиться ещё в те времена, когда была не слишком великовозрастной, но уже совершеннолетней и немножко беременной. Несётся наша гражданка Р. к очередному, подчёркиваю, честному менту. И этот честный мент полагает, что уличил гражданина Е. в очевидно нехорошем. Потому что он, честный мент, к примеру, отец несовершеннолетней дочери. И как любой отец, справедливо полагает, что каждый, могущий посягнуть на честь, достоинство, здоровье и так далее – несовершеннолетней, а равно и совершеннолетней, – отморозок и скотина, заслуживающий если не посажения на кол и немедленной кастрации без анестезии, то двадцатки строгача – как с добрым утром. И в ярости своей благородной честный мент забывает, что косвенная улика – она косвенная улика и есть. И что как ни ярка эта косвенная улика, надо помнить, что даже ярчайшая косвенная улика может создавать очень обманчивую видимость. Ещё надо помнить, что память людская чаще бывает не точна, чем наоборот. А сознание даже психически нормального человека не всегда является зеркалом, чисто, верно или хотя бы объективно отражающим действительность. И помимо умышленных искажений возможны искажения и неточности неумышленные, добросовестные. Не только мне, частному лицу, некая пожилая добропорядочная переводчица рассказывает, что видела, как не совсем по-отечески смотрел на несовершеннолетнюю гражданку Р. гражданин Е. – она заметила это с двадцати метров! Добрая куча добропорядочных граждан рассказывает честному менту, как она, эта куча, видала, что гражданин Е. относился к несовершеннолетней гражданке Р. не совсем по-отечески. Целовал в щёку. Привозил на занятия. Действительно, разве это по-отечески – целовать в щёку? Чистое скотство! Особенно если знать из газет заранее, что в щёку несовершеннолетнюю целовал «педофил». Некая Анжела Степановна, лицо в истории совершенно проходное и отнюдь не близко знавшее как семью в целом, так и граждан Р. и Е. по отдельности, честно сообщает честному менту, что на занятия в летний лагерь несовершеннолетнюю гражданку Р. привозил только гражданин Е. Она не в курсе, что мать постоянно занята процветанием чужого бизнеса, а отчим имеет свой – и значит, более свободен в своём рабочем графике. Некий, назовём его Джон Стейнбек – и самое интересное, что именно так его и зовут, – показывает, что гражданка Р. всё время проводила на работе. И так далее. Всё ложится на бумагу, как сливочное масло на горячую сковороду. У честного мента в голове уже существует совершенно честная ошибочная картина. Начальству честного мента это только на руку. И даже не потому, что вся страна вдруг озаботилась социально значимыми вопросами ювенальной юстиции. Не было у нас в стране никогда ювенальной юстиции, и то, что случается сейчас, – ещё далеко не она. Так же далеко, как достойная жизнь для пенсионеров. Хотя всё новое, безусловно, рождается в муках. Родится ли оно жизнеспособным или в родах помрёт – то другой вопрос, и меня он сейчас не волнует. И вряд ли будет волновать впоследствии. Так получилось, что случай граждан Р. и Е. задел меня, и я не смог пройти мимо. Да и в этом надо винить не мою жажду справедливости, а госпожу С., озаботившуюся коллекционированием двадцатипятицентовиков с картинками. Не важно… Лектору надо выпить!