Это была самая большая спальня в доме. Даже больше той, которую занимали отец с матерью. Она надеялась несколько компенсировать его потерю.
— Действительно, все удобства, и к тому же — в конце коридора, чтобы у тебя не было никаких неприятностей.
— Неприятностей?
Она нахмурилась, не понимая его намека.
— Напротив — как раз дверь Лидии, которая только и занята тем, что прислушивается к скрипу половиц.
Он заметил, что до Рэйчел наконец дошло, что он имел в виду, и его улыбка стала совершенно дьявольской.
— Похоже, мы просто поменялись местами. Когда я приезжал последний раз, размещение было прямо противоположным. Мы ведь не хотим повторять прошлые ошибки, не так ли?
Рэйчел задохнулась от оскорбления.
— Ты…
— Но можешь не тревожиться, любимая, — я не собираюсь тебя преследовать.
Это «любимая» прозвучало как пощечина. Она попыталась взять себя в руки.
— А кто тебе сказал, что я тревожусь?
— Нет? Тогда что же было там, внизу?
Он небрежно махнул в сторону по-прежнему открытой двери в гостиную.
— А что там было?
— Как будто ты не знаешь!
— Ну, я была расстроена, и что?
— Может быть, вначале ты и была расстроена, — усмехнулся он, — только потом ты отшатнулась от меня, как от прокаженного, будто боялась заразиться.
— Ты преувеличиваешь!
Она не смогла скрыть дрожь в голосе — он понял все правильно.
— Я никогда не преувеличиваю, Рэйчел. Никогда.
В его тоне звучало зловещее предупреждение. Однако он не собирался на этом останавливаться, явно решив добить ее.
— Но тебе не о чем беспокоиться, моя радость, потому что я дам тебе бесплатный совет: твои девические страхи совершенно беспочвенны — со мной ты в не меньшей безопасности, чем с теткой-девственницей.
Слово «безопасность» менее всего подходило Габриэлю Тирнану. Он был опасен, начиная с того самого момента, как она впервые его увидела.
— Точно в не меньшей?
— Поверь мне, дорогая.
Его голос последовательно уничтожал ее оборонительные укрепления. Была в нем какая-то темная притягательная сила, сводившая ее с ума, заставлявшая одновременно желать и бояться его.
— Поверь мне. Будь я отчаявшимся холостяком и ползай на четвереньках от жажды, будь я сжигаем похотью так, что готов был бы умереть ради женщины в собственной постели или даже прямо на этом полу, будь ты единственной и последней женщиной на земле, — и тогда я не коснулся бы тебя даже пальцем!
Он энергично выбросил в ее сторону руку, и Рэйчел отпрянула к полированным деревянным перилам — у нее в глазах стоял ужас.
Но Габриэль знал, что делал: он замер на мгновение и быстро отдернул руку. Этот жест лучше всяких слов демонстрировал его полный отказ от нее.