— Стоп! — скомандовал Н. — А теперь опять покажи начало своей записи.
На экране ассистент был воплощением силы и уверенности. Халат безупречен, продуманно повешенный стетоскоп притягивает взгляд, как магический амулет гипнотизера, губы стянуты в полоску, взгляд пронзительный, энергетический. Грозный и всемогущий бог медицины. А испуганный ребенок прижимается к медсестре, вцепился в ее руку…
— Остановите… — Н долго смотрел на ребенка, затем повернулся к ассистентам. — Вот и ответ. Дальше смотреть незачем. Напечатайте этот кадр, — он еще раз взглянул на такую славную, такую лукавую и доверчивую мордашку, — и чтоб он у каждого был на столе. Перед глазами.
Н даже не пытался скрыть разочарования. Сидел, разглядывая свои большие кисти рук. Наконец медленно заговорил:
— Как живете — так и лечите. Вам не скрыть от больного вашу сущность: он чует ее нутром. Поэтому при встрече с ним вы должны перестать быть собою. Вы должны стать им. Вы должны слиться с ним, чтобы он от этого слияния с вами ощутил себя больше, энергичней, защищенней. Ощутил комфорт. И потому раскрылся бы перед вами. Без чего никакой диагноз не возможен.
Он рассматривал свои пухлые ладони, не поднимая глаз на ассистентов, чтобы они не выдали его. Он к ним неплохо относился, некоторых даже уважал. Но ни одного из них не считал своим учеником. Может — талантом не вышли; даже наверное так. Их откровенная ставка на характер (а больше ничего у них и не было, разве что двое могли похвалиться еще и здоровьем) означала, что они думают только об успехе. Искусство врачевания они пытались постичь умом. Что поделаешь, — иногда меланхолически размышлял Н, — все они — дети науки. Она их кормит, она реабилитирует их цинизм; она терпеливо убивает их души. В их представлении об устройстве мира нет места Творцу. Очевидно, Он давно их похерил и даже не вспоминает о них. Кто верит, что живет только раз (а наука утверждает именно это), сам выбрал свою судьбу.
В глазах коллег все они были его учениками; возможно, кто-то из них именно так себя и воспринимал. Но Н знал, что ученика (не просто последователя, а именно продолжателя его дела) у него нет. Раз нет — значит, оно и не нужно, — без сожаления думал Н. — И в самом деле — чему б я его научил? Своему восприятию мира? Но любой умный человек строит собственную систему мироздания. Своим приемам распознавания корней болезни? Но у каждого мастера свои приемы; усердно подражая — потеряешь себя. Учить искать собственный путь? Но его не ищут; по нему идут… Не было дня, чтобы в клинику не пришло письма с просьбой принять в ученики; чаще всего — от свежеиспеченных кандидатов и студентов-медиков. Н их не читал, значит, ни на одно и не ответил. Если Господь пошлет ученика, он придет без приглашения, и я сразу узнаю его. И это будет знак, что выше я уже не поднимусь.