И, бросив хитрый взгляд на оставшихся в комнате, шут исчез за дверью.
Императрица проводила его нетерпеливым взглядом и, обращаясь к камеристке, громко и внушительно проговорила:
— Ты знаешь меня, Аграфена? Не первый год, слава Богу, ты при мне состоишь… Знаешь, что я и наградить, и помиловать могу, но могу и наказать примерно, когда человек этого заслужит?
— Как не знать, ваше величество!.. Кто вашей мудрости и вашего нрава ангельского не знает?
— Ты не таранти, а слушай и отвечай мне толком.
— Слушаю, матушка государыня, слушаю.
— Про что ты вот уже целый час мне говоришь да все недоговариваешь? На что ты намеки свои хамские делаешь?
В вопросе императрицы слышались одновременно и гнев, и любопытство.
Юшкова поняла, что одинаково сильно можно и проиграть, и выиграть, и ее взяло раздумье.
— Я ничего такого, государыня, доложить вам не хотела, смущенно сказала она. — Я так вообще… речь вела…
У императрицы вырвался жест нетерпения.
— Сказано, не юли!.. Ты меня знаешь! — прикрикнула она.
Юшкова продолжала молчать. Она соображала и почти раскаялась, что завела этот рискованный разговор.
Императрица пристально смотрела на нее.
Камеристка поняла, что молчать нельзя, и на ее лице выразилась мгновенная решимость.
— Не я разговор завела… его шут Голицын завел, — начала она, как бы собравшись с духом. — Он намеки давал и надо мной шутки шутил… Вашему величеству известно, что про меня смолоду таких речей никто не вел, какие он повел. Моя честь — смолоду береженая честь!
— Да кому до твоей чести дело? — нетерпеливо перебила ее императрица. К чему ты ее тут припутала?
— Не я припутала, государыня; Голицын намеки делал.
— Да перестанешь ли ты? — сердито сверкнув глазами, выговорила императрица. — Сказано тебе, прямо говори, а не юли!..
— Я и говорю прямо, ваше величество… Про меня вел речь шут ваш, а его намеки не до меня касались!.. Хотел он, как и я, предупредить вас, ваше величество, да боязно ему было Вот он и сбежал, и оставил меня одну отбояриваться.
— Врешь, врешь!.. Ты начала!.. Если бы шут начал, он и до конца договорил бы… На кого ты намеки делала?!..
— Он намекал, ваше величество, не я…
— Аграфена! — крикнула императрица, и в ее голосе прозвучала такая нотка, против которой у Юшковой и возражений не нашлось, так как она поняла, что решительная минута наступила, и в душе обрекла себя на гибель…
Говорить против фаворита было опасно. Но и молчать уже было нельзя, да и выпутаться не удалось бы: императрица уже поняла, про кого велась речь, — для Юшковой это было совершенно ясно…
— Доложу я вам, ваше величество, все, что знаю и что успела проверить на деле, — заговорила она, — а коли ждет меня за мое усердие гибель конечная, так Господня святая воля!.. Сказано: «Близ царя — близ смерти».