— В моем царствовании эта глупая пословица еще не нашла себе оправдания! При мне еще не погибал никто, кто мне верой и правдой служил! Говори!
— Слушаю, ваше величество!.. Не смею вашего приказания ослушаться, на вашу волю вся отдаюсь.
Императрица видела и понимала, что камеристка на этот раз говорила совершенно серьезно и с полным убеждением и что-то, что она рассчитывала сказать ей, не было простой болтовней. Это еще усиливало ее любопытство.
— Изволили вы понять, ваше величество, что про честь прислужниц вел речь свою шут? — начала Юшкова, потупившись и только украдкой взглядывая на свою грозную собеседницу.
— Ты опять за него?
— Да ведь без этого нельзя, ваше величество! Не сказал бы он, не задел бы меня — и я ничего не сказала бы!
— Да что говорить-то? Не мямли!
— А то, что не на меня его речь была направлена, не меня он в своих мыслях держал, когда насчет прислужниц царских речь свою вел… Я вашего дворца не позорила и вашей службе царской не изменяла… Неповинна я в этом!
— Да что ты мне все про себя да про себя? Экая важность какая, что ты шашней не заводишь!.. Кто на тебя польстится-то? Кому ты нужна?
Юшкова обиделась, и это незаслуженное оскорбление еще усилило злобу.
— Была и я молода, ваше величество, да свою честь держать умела! — воскликнула она. — На службу свою позор не клала… не так, как другие!..
— Да кто другие-то? И какое мне дело до ваших бабьих шашень? — нетерпеливо перебила ее императрица. — Ты мне про дело говори, а пустяков не разводи…
— Да дело-то такое боязное, ваше величество, что не знаю я, как и подойти мне к нему.
— Теперь уж поздно не знать; начала, так договаривай… Что за боязное дело у тебя на уме? Я тебя знаю… Попусту ты такой канители не заведешь!
Эти слова придали камеристке бодрости; она почуяла в них веру императрицы к ее доносам.
— Я по преданности своей холопской, — произнесла она и, внезапно опускаясь на колени перед императрицей, поклонилась ей в ноги.
Анна Иоанновна тревожно отодвинулась и, слегка приподнявшись в кресле, произнесла:
— Да что ты кланяешься? Чего ты так испугалась? Душу, что ли, ты чью-нибудь загубила? — спросила она, напрасно желая придать своим словам как бы шуточное значение.
— Не о своей вине пред вами веду я речь, государыня, — смиренным голосом произнесла камеристка. — Что я пред вами? И как может моя холопская измена огорчить и расстроить вас, ваше величество.
— Так про кого ж ты речь ведешь?.. Про какую измену толкуешь? Говори до конца!
— Ох, велик тот конец, важен он! — вздохнула Юшкова, поднимаясь с колен и исподлобья взглядывая на императрицу. — Не всякое слово мой язык произнести дерзает, не всякое слово с моих уст слететь может!..