— Аграфена! Не мямли! — уже хриплым, полным волнения голосом произнесла императрица. — Ты меня знаешь… понимаю я, чье ты имя хочешь произнести, понимаю, о ком ты свою речь ведешь… И сама ты понимаешь, что затеяла ты игру не шуточную, да останавливаться тебе в ней уже поздно!.. Ты про герцога заговорила? Да? Отвечай же!
Юшкова вновь опустилась на колени и тихо, невнятно произнесла:
— Так точно, ваше величество! Знаю я, что погибель себе изрекаю, да не может сдержаться мое сердце, не вольна я в нем.
— За правду при мне еще никто не погибал! Если ты настоящую правду доложишь мне, ничего тебе за то не будет и никто про твои речи не узнает… Ну, а если соврешь, если оговоришь кого-либо понапрасну, тогда не жди пощады!.. Ты знаешь, я — лжи не потворщица и выносить ее не стану!..
Говоря это, Анна Иоанновна забывала, что при ней-то именно и процветали та ложь и та клевета, от которых она так усердно открещивалась и которых она, на словах, так боялась, и которые так презирала.
— Ну, говори, я жду! — уже серьезно и почти грозно проговорила монархиня.
Юшкова тихонько перекрестилась под складками своей широкой шали, подаренной ей с плеча государыни.
— Будешь ты говорить или нет?
— Буду, матушка-царица, буду!.. Смею ли я, окаянная, ослушаться вашего величества?
— Ну! Что общего нашли вы с шутом между моей женской служилой челядью и герцогом Курляндским?
При этом вопросе императрица впилась взором в лицо своей собеседницы.
— То и общего, ваше величество, что не все ваши камер-юнгферы с воли взяты и по своим заслугам к вашей священной особе приставлены.
— Что ты хочешь сказать этим? Вы все по чьей-нибудь рекомендации поступили, и я даже не знаю, кто из вас кем ко мне поставлен.
— Это так точно!.. Только каждая из нас допрежь того, чтобы к вашей священной особе доступ получить, в чьем ни на есть барском доме службу свою проходила и аттестацию себе какую ни на есть имеет… Опять же и уроженки мы все здешние, петербургские, и свое родство здесь, при себе, имеем.
— Ну!.. Дальше!
— А дальше то, ваше величество, что затесались среди нас такие, которые из чужих мест сюда приехали и прямо вашей милостью взысканы, без особых на то причин.
— Ты об этой пришлой немке говоришь, что к принцессе приставлена? — сдвигая брови, спросила императрица.
— Так точно, милостивица наша, так точно… о той, что на место Клары взята.
При имени Клары императрица слегка вздрогнула. Она не любила напоминания о погибшей камеристке.
— Так она же не при мне состоит, а при моей племяннице Анне! — воскликнула она. — И что ты можешь сказать против нее?..