— И герцог не переставал покупать эти ласки?
— Со времени ее переселения ко двору вашего величества — да, раньше же всякие сношения между герцогом и Региною Альтан были совершенно прерваны… Я не знаю даже, существовала ли между ними переписка.
— Пе-ре-пи-ска? — воскликнула императрица, пораженная услышанным. Очевидно, перед нею открывался новый горизонт; она не думала, чтобы сношения всевластного фаворита с ничтожной камер юнгферой могли доходить до мысли о переписке между ними. — Переписка, говоришь? О чем же могли бы они переписываться? Их положения так различны!
— Там, на их общей родине, ваше величество, подобного различия не существовало.
Императрица повела плечами. Ей поневоле приходилось сознаваться в том, что всесильный повелитель ее могучего царства еще недавно был равен простой камер-юнгфере и, может быть, даже заискивал перед ней, ослепленный ее чарами.
Однако воспоминание об этих еще до сих пор всесильных «чарах» заставили императрицу вернуться к первоначальному сюжету своего разговора с Ушаковым.
— Так как ты столь хорошо осведомлен обо всем, — начала она, почти чувствуя себя неловко перед всесведущим начальником своей Тайной канцелярии, — то, быть может, ты и здесь, и в Петербурге, следил за ними?
— Следить за ними я не имел надобности, ваше величество, но все, касающееся их тайных свиданий, было своевременно известно мне…
— И ты опять-таки не докладывал мне ни о чем?
— Я не был уполномочен на то вашим величеством, и герцог, по своему высокому положению и по власти, данной ему вашим величеством, не подлежит моему контролю.
— Все это так… конечно… Ты почти прав, но… только «почти», — как-то неохотно, почти робко улыбнулась императрица. — И… давно ты знал об этих… шашнях? — спросила она после минутного молчания…
— С первой минуты появления новой камер-юнгферы при дворе вашего величества… Собственно, даже раньше этого: с первой минуты вызова ее герцогом Курляндским в пределы управляемого им русского царства.
— Русским царством правлю я, граф, а не герцог Курляндский! — гордо поднимая голову, произнесла императрица.
Ушаков промолчал; не согласиться со своей повелительницей он не смел, а согласиться не мог.
— И ты… не сделал ничего, чтобы остановить этот вызов? — спросила Анна Иоанновна.
— Я не смел сделать это, ваше величество!
— Почему не смел? Кого ты боялся?
— Вашего гнева, ваше величество; вы признали бы меня правым и не простили бы мне моей правоты!
— Но ведь теперь ты исполнишь мое поручение?
— Приказ, а не поручение, ваше величество! Вашего приказа я ослушаться не смею…