Пастернак перевел взгляд на секундную стрелку своих часов. Минута… еще тридцать секунд или чуть больше. Семь миллиграммов должны уже начать действовать, да еще введенные прямо в кровоток. К этому времени они должны уже разойтись по тканям и усвоиться… и начнется все…
…с двигательных нервов. Да, их затронет первыми. Повсеместно разветвленные нервы, управляющие периферическими системами, например, веками. Вот-вот… есть! Пастернак поднес руку к лицу лежавшего на столе человека, прикоснулся к векам, и они не мигнули. Началось.
Эмир видел, как к его лицу приблизилась ладонь, словно его хотели ударить, как она вдруг остановилась. Он инстинктивно мигнул… веки не шелохнулись. Что? Он попытался поднять голову, и она оторвалась от стола примерно на сантиметр, но тут же упала обратно. Он решил стиснуть правый кулак и попытаться разорвать ремень и начал движение, но тут же перестал, поняв, что рука так и осталась лежать на деревянной поверхности стола, а пальцы не пожелали согнуться…
Его тело больше ему не подчинялось… Что случилось? Что это значит? Он дернул ногами, и они, по команде, полученной из мозга, пошевелились едва ощутимо, хотя все же подчинились, как всегда подчинялись. Как это всегда было с тех пор, как он помнил себя. Прикажешь руке своей, как писал какой-то философ из неверных, и она подчинится, прикажешь разуму, и разум воспротивится. Но сейчас дело обстояло как раз наоборот: разум работал, а тело не повиновалось. В чем же дело? Он повернул голову, чтобы оглядеть комнату. Голова не сдвинулась с места, несмотря на строгую команду, и даже глаза не пошевелились. Он видел белые панели подвесного потолка. Он попытался сосредоточить зрение на них, но и сейчас его глаза не сделали того, что он от них требовал. Было похоже, что его тело принадлежало кому-то другому — он ощущал его, но не мог им управлять. Он велел ногам пошевелиться, но они чуть заметно вздрогнули и остались лежать, как лежали. Мягкие, как у трупа.
Что все это значит? Я умираю? Это смерть? Но это была не смерть. Откуда-то это было ему известно, и…
Эмир впервые почувствовал возникновение страха. Он не понимал, что с ним происходило. Он лишь знал, что впереди его ждет что-то очень плохое.
Для Кларка все это выглядело так, будто лежавший перед ним человек засыпал. Его тело перестало шевелиться. Несколько раз дернулось довольно сильно, еще несколько раз — совсем слабо, как у человека, устраивающегося в кровати, но все движения прекратились на удивление быстро. Лицо расслабилось, утратив прежнее отработанное выражение силы, властности и бесстрашия. Оно превратилось в лицо манекена. Лицо трупа. За свою жизнь Кларк более чем вдоволь насмотрелся на такие лица. Ему никогда не приходилось задумываться над тем, как пребывание в теле с таким лицом воспринимается изнутри. Когда приходит смерть, все проблемы с этим телом заканчиваются навсегда, а он получает возможность перейти к следующей проблеме, оставив предыдущую в прошлом. Кларк никогда не сталкивался с необходимостью уничтожить труп. С наступлением смерти с телом покончено, так? В глубине души Кларку хотелось подойти к доктору и спросить его, что происходит, но он не стал делать этого, не желая отвлекать человека, который всецело отвечает за это шоу.