. Л. В. Черепнин в исследовании, посвященном процессу образования Русского централизованного государства, высказал мнение, согласно которому «одной из причин (а может быть, главной причиной), побудивших Дмитрия Донского покинуть Москву», являлось якобы назревавшее «антифеодальное восстание» горожан
[717].
Наконец, авторы самой поздней по времени появления трактовки действий Дмитрия в 1382 году, обращая внимание на неоднократные указания источников на царскую титулатуру Тохтамыша (в отличие от Мамая, которого, по всей видимости, на Руси воспринимали в качестве «узурпатора царства»), полагают, что отказ великого князя от открытого столкновения с ордынским ханом был связан с нежеланием вассала (Дмитрия) «биться» со своим сюзереном (Тохтамышем)[718]. Из всех приведенных, пожалуй, только последняя версия опирается на свидетельства самых ранних из дошедших источников — Сим. и Рог., отразивших, в свою очередь, т. н. «Свод 1408 года» (Тр.)[719]. Остальные же трактовки причин отъезда великого князя из Москвы основываются либо на поздних рассказах летописных памятников (версия о «неединачестве» русских князей), либо на вовсе не подкрепленных текстами источников представлениях самих исследователей (поездка в Кострому для сбора ратных сил; отъезд перед лицом назревавшего «восстания»). Однако, вероятно, сам факт необычного (в рамках сформировавшихся стереотипов восприятия Дмитрия Донского) поведения великого князя и послужил основой оправдательного по отношению к Дмитрию пафоса упомянутых исследований.
Памятники, повествующие о событиях 1382 года, сохранились в двух версиях. Первая — краткая и самая ранняя, как показала М. А. Салмина, восходит к уже упоминавшемуся «Своду 1408 года» (Тр.) и читается в Сим. и Рог.[720] Рассказ Тр. достаточно лаконичен. В своих оценках поступка Дмитрия Ивановича летописец вполне лоялен. Автор версии Тр., по сути, ограничился указаниями на то, что Дмитрий, «слышавъ, что самъ царь идеть на него съ всею силою своею, не ста на бои противу его, ни подня рукы противу царя, но поеха въ свои градъ на Кострому» и что Тохтамыш, «слышавъ, что князь великий на Костроме, а князь Володимеръ у Волока, поблюдашеся, чая на себе наезда, того ради не много днеи стояшa у Москвы, но, вземъ Москву, вскоре отиде»[721]. Упоминание же того факта, что за двенадцать дней до взятия ханом Москвы у Дмитрия Ивановича родился сын Андрей[722], и вовсе придавало действиям великого князя характер вынужденного отступления; отступления, вызванного, помимо «комплекса царя» (термин А. А. Горского