— Предатель, чего его слушать… — говорил какой-то рабочий юноше, шагавшему рядом, — вкручивает: «социалист полутора десятков лет». Когда же социалисты рабочих расстреливают?..
— Ты скажи, — говорили в другой группе, — куда золото дели?
— Куда? Конечно, не в твой карман припасено…
— Дураки, мы были, дали им…
— Ты помалкивай, — цыкнул на, разговорчивого соседа хмурый, усатый рабочий и подозрительно посмотрел на Реброва.
Перед «Триумфом» было почти пусто, когда из подъезда вышел тот, кого ждал Ребров.
— Куда мы? — спросил Краска председателя в темных очках.
— А что, если в «Подвал»? — предложил тот.
— Да все равно, — ответил Краска, — лишь бы забыть сегодняшний день.
— Ну вот, вы уже расстроились… — засмеялся большеголовый.
— Вам не понять, — перебил его Краска. — Я работал при Керенском, я работал у них, — махнул рукой куда-то за Волгу Краска, — и никогда не чувствовал между собой и рабочей аудиторией той глухой стены, которую чувствовал сегодня, вчера и каждый день с тех пор, как оказался в Самаре.
— Пройдет. Мы вас назначили министром…
— Что мне это «назначили министром»?! — горячо возразил Краска. — Мне нужно, чтобы мой авторитет был закреплен не словесными обещаниями, а уступкой: повышением, хотя бы на время, заработной платы, созданием хоть видимых рабочих организаций. Я у большевиков видел на деле, как они покупают доверие рабочих, и, поверьте мне, нам до них далеко.
— Не обижайтесь, — ответил спутник Краски, — но вы еще не отвыкли от Совдепии и немножко ее идеализируете… Да вот мы и у цели, — переменил он тему разговора, показывая на блестящие круглые шары у входа в художественный «Подвал».
Ребров остановился, дал время Краске и его спутнику войти в «Подвал» и подошел к стеклянной двери… Швейцар с золотыми галунами принимал одежду. На длинных вешалках лежали картузы, кепи, несколько котелков и большое количество пестрых дамских шляпок.
«Кабак», — подумал Ребров и прошел немного дальше вдоль дома… «Подвал» кончился, и освещенные окна уходили во двор. «Не видно ли оттуда?» — заглянул Ребров в ворота и вошел во двор.
Темные занавески не везде плотно закрывали окна. Из открытой форточки одного окна неслись звуки пианино, и чей-то голос пьяно декламировал:
Друг мой, брат мой,
Усталый, страдающий брат,
Кто бы ты ни был, —
Не падай душою…
Пианино замолкло.
— Браво! Браво! — послышались из окна визгливые женские голоса.
— Просим! Просим! — вдруг совершенно отчетливо услышал голос Краски Ребров.
Голос пьяного декламатора неожиданно запел:
Быстры, как волны,
Все дни нашей жизни…
Его пробовали поддержать другие, но спутались и замолчали.