— Да что это я в самом деле! Ну пусть всяк по своему живет. Какое мне до них дело? — ругал себя Дракон, плотнее вгоняя бревна в пазы. На морозе они гудели от ударов кувалды. Вот уже две стены перебраны. Стоят прочно. На свет белый радуются. Занятый работой, Егор не сразу услышал голоса за спиной. Это старики в село возвращались.
— Ну что? Нашли медведя?
— Нет, Егорка! Ушел он! Подранком. В тундру ушел. Умирать. Там его трудно найти. Снег глубокий выпал, — говорил Канав.
— Бок, однако, прострелили. Много крови из мишки ушло, — смеялся старик Ое.
— И то не зря сходили! — ответил Егор, и, отвернувшись, снова принялся за работу.
Вечером, весь в опилках, трухе, возвращался домой, едва волоча от усталости ноги. Топор на плече казался пудовой гирей, вдавливающей Егора в землю.
Когда вошел в избу видел, что Лешка уже вставал. Топил печь. Даже поесть приготовил. Теперь лежал на своей койке, чему-то улыбался.
— Чего сияешь, как новый пятак? — спросил его Егор недоуменно.
— Гостья у нас была.
— Какая?
— Наталья.
— Зачем? — вскинулся Дракон.
— Ко мне приходила. Говорит, что через неделю полный порядок будет со мною.
— А чего они — бабы в нас — мужиках понимают? — Спросил Егор недоверчиво.
— Она врач.
— Ну и что?
— Опытный.
— У нас тоже один опытный в лагере был. Ох и паскуда был! Чтоб ему… Все его гнусное мурло вижу.
— Но ведь это в прошлом. Так что на него злишься? — спросил Соколов.
— А глаз из-за него потерял! Дай Бог мне с этим… на свободе встретиться! Под землею сыщу, когда уеду отсюда! Уж я его заставлю собственное говно жрать! Потом голову, как куренку сверну!
— А как он тебе глаз выбил?
— Он?! Да я его, паскуду! Он бараку нажужжал на меня и в стороне остался. Вроде не виноват. Но я ему один за весь барак воздам с лихвой!
— Как его звали?
— Не знаком он тебе. Сука. Скальпом его у нас звали. С отметиной. Мушку[11] на мурло поставили.
— Скальп. Вроде слышал. Но от кого — не помню.
— Он на Камчатке не был. На Чукотке это…
— Забудь ты о них. О всех забудь. Что ушло — вспоминать не надо.
— А и забывать нельзя. Мне он память на всю жизнь до самого гроба оставил.
— Убьешь — снова срок получишь. А глаз этим не вернешь.
— Сам знаю. Но и не прощу.
— Вот видишь, тебе мужик насолил. Не баба!
— Так баба не то глаза, головы лишит— обрубил Егор. И, насупившись, отвернулся, не желая продолжать разговор.
Дни шли однообразно. Егор работал с утра до темноты на доме. Возвращаясь, валился спать, как подкошенный. А Соколову с каждым днем становилось легче.
И вот однажды вечером пришел к ним Кавав.
— Егор, материалы на исходе. Придется в сопки идти. На заготовку. Самим. С неделю там поработаете. На всю зиму напасете. Я потом трактор пришлю. На перевозку. Сами понимаете, кроме вас идти некому.