Около Магомета тоже рысак. Из рук рвется. Удила грызет. Такому только дай волю. Не конь — ветер. Вот только джигиту смелости не хватает. Что-то жарко стало. Сейчас бы холодного кумыса. Он оглядывается. Вон старуха бурдюк держит. Рафит подходит к ней.
— Апа, кумыс, бар? Мать, кумыс.
Старуха понимающе бурдюк подает. Какой вкусный у нее кумыс! Какой прохладный! Его можно пить не отрываясь. Он смелости прибавил. Вот и Рафит готов к джигитовке. Вскочил на коня. Старый аксакал сигнал подал. Рванулись кони. Ветер в лицо бьет. Где она? Вот! Совсем близко! Эх, конь! Друг мой! Не подведи! Ты посмотри, какая девушка впереди скачет! Догони! Рафит впился в коня. Погоняет быстрее. Скачи, друг! Выручай! Последнее счастье, как последняя надежда! Его нельзя упускать! Вот она! Уже совсем рядом. Оглянулась. Улыбается!
Еще! Ну! Вот схватил ее скакуна за уздечку. Рванул на себя. Стой. Конь встал на дыбы. Рафит хватает его сильнее. Перед глазами вспотевшая, дрожащая от скачки холка. Он протягивает руку за девушкой. Сейчас! Еще один миг! И она — его… Он никому ее не от даст. Ни за что! Но где она? Рука нащупала седло. Оно пустое! Где она! Он смотрит. Вот она! Уже другой, с другого бока успел. Выхватил девушку из седла. Целует. Он, а не Рафит. Но кто это? Что? Снова он! Скальп! И Магомет в ярости бросается на врага, забыв о девушке, о счастье. Дикий рык вырывается из глотки:
— Стой! Шакал! Стой!
Проснувшийся Геннадий угорело с койки вскочил, протирает заспанные глаза. Кто кричал? Что случилось? В темноте ничего не видно. Он включает свет. Дверь закрыта. За домом тишина. Лишь Рафит во сне душит свою подушку. Рвет ее зубами. Пальцы от усилий побелели. Подушка молчит. Она все стерпит.
Геннадий молча выключает свет. Он понял. Все без слов. Вчерашний день, свое прошлое, горе свое, далекого, недосягаемого врага, самого себя душит Рафит. Но задушившие молодость и жизнь, нынче ослабли руки Рафита. Душит памятью, внезапной злостью во сне, вспыхнувшей в старости уцелевшей сухой щепкой. Но подушка бессловесна. Слезы ли, смех ли, все остывает на ней к утру. Геннадий тоже ничего не скажет. Сам когда-то был грешен этим. Но теперь прошло. И у него пройдет. Вздыхает старик, повернувшись спиной, к кровати Рафита. Тот смеется во сне. Победа во сне облегчает жизнь. Это старикам хорошо известно.
Магомет теперь не заглядывался на одиноких баб села, не интересовался слухами. Он как одержимый работал целыми днями, забывал о праздниках и выходных. Костюм, рубашки, пальто были спрятаны в чемодан и закрыты на замок. Лишь сберкнижку всегда при себе носил Рафит. Чтоб не теряя времени положить на нее то, что заработал за день.