Лжедмитрий I (Козляков) - страница 56

. Вполне можно допустить, что Григорий Отрепьев намекнул об этом своему проводнику, уговаривая его пойти с ними в Киев. Так вчетвером они и явились перед архимандритом Киево-Печерского монастыря Елисеем Плетенецким, разрешившим им остановиться и помолиться там.

Три недели в конце апреля — начале мая 1602 года Григорий Отрепьев прожил в Киево-Печерском монастыре. В эти дни он свободно ходил по Киеву, заходил в иконные лавки и встречался с разными людьми. Почти три года спустя в окружной грамоте патриарха Иова, рассылавшейся в разные города, приводились свидетельства Венедикта — постриженника Троице-Сергиева монастыря, а также посадского человека из Ярославля Степанки Иконника. На освященном соборе их расспрашивали о том, что они знали о пребывании Отрепьева в Киеве. По расспросным речам монаха Венедикта, он «видел того вора Гришку в Киеве в Печерском и в Никольском монастыре в черньцах, да и у князя Василья Острожского был и дияконил». Ярославский иконник, ездивший в Киев «променивати образов», рассказывал о том же: «Того ростригу Гришку видел он в Киеве в черньцах, и был де он у князя Василья Острожского и в Печерском и в Николском монастыре во дьяконех, и к лавке его приходил в чернеческом платье с запорожскими черкасы»>46.

По этой грамоте заметно, что ее составители стремились подчеркнуть несколько казавшихся им важными обстоятельств. Во-первых, то, что Григорий Отрепьев в Киеве по-прежнему носил одежды монаха и служил церковные службы, — доказав это, можно было смело называть его «расстригой». Во-вторых, то, что «расстриге» оказывал покровительство князь Константин (Василий) Острожский. Это давало повод патриарху Иову напрямую обратиться к нему с грамотой, направленной с Афанасием Пальчиковым. В-третьих, важно было подчеркнуть, что уже в Киеве Григорий Отрепьев стал привлекать к себе запорожских казаков. Для этого использовали рассказ Венедикта, обвинявшего Отрепьева, что тот «учал воровати у запорожских черкасов, в черньцах мясо ести». Венедикт якобы «того страдника вора обличал», донес на него печерскому игумену Елисею и вместе с приданными ему старцами и слугами монастыря пытался изловить Григория Отрепьева у казаков (?!)>47. А тот, узнав о грозящей опасности, ушел к князю Адаму Вишневецкому.

Впрочем, дорога от Киева до Брагина не была у Лжедмитрия такой прямой и скорой.

В документах, создававшихся во время борьбы с самозванцем, многие детали были не нужны, а скорее всего, просто неизвестны. Еще один короткий рассказ о появлении самозванца вошел в разрядные книги, сообщавшие о начале войны с «расстригой». В них говорилось про то, как царю Борису Годунову стало известно, «что назвался в Литве вор государским именем царевичем Дмитреем Углетцким великого государя царя Ивановым сыном». По розыску выяснили, что это был «рострига Гришка, сын сотника стрелецкого Богдана Отрепьева, постригшие был в Чюдове монастыре в дьяконех». Наряду с этими общеизвестными фактами, разрядная книга упоминала несколько фактов его дальнейшей «биографии». Говорилось о том, что он в 111-м (1602/03) году «зшол на Северу, и збежал за рубеж в Литву и пришол в Печерской монастырь». Обвинения в «воровстве» адресованы были в разрядах и чернецу Мисаилу Повадину, в то время как имя Варлаама Яцкого в них не упомянуто. Дело в том, что в Чудовом монастыре знали только об уходе своих иноков — Григория и Мисаила, а со старцем Варлаамом Отрепьев познакомился вне стен обители. Пока Варлаам Яцкий не возвратился в Москву и не представил свой «Извет» новому царю Василию Шуйскому, его участие в «побеге» оставалось неизвестным.