Ух, как я устал! Ух, как я проголодался! Я съел бы сейчас метра полтора колбасы.
— Как у Игнатьева, тетя Маша?
— А ты с ним?
— С ним.
— Повезло.
— Кому?
— Тебе, конечно, к такому мастеру попал.
— К какому? — притворился я.
— К Игнатьеву. Он как-то года полтора назад сделал бутылку, а в ней еще одна, поменьше, а в той еще одна. Штук десять друг в дружку понапихивал. Куда-то на выставку повезли, да разбили, говорят, по дороге. А почему не Протасов?
— А почему Протасов?
— Так у него мать померла. Он с младшим братишкой сиротами остались. Протасову зарабатывать надо.
— Ладно, тетя Маша, как у нас?
— Он еще спрашивает. Я возле ваших бутылей на цыпочках хожу. Во, полюбуйся.
Я взял самую тяжелую, разглядывал, щупал, гладил — ничего особенного, бутыль как бутыль. Самая обыкновенная, из тех, в которых серную кислоту хранят.
Я только слегка тюкнул ребром ладони по стенке бутыли, а она разлетелась.
Тетя Маша погрозила мне пальцем — не балуй.
Художники своих секретов не скрывают. Смотри, учись, А стеклодувы — нет. Можешь смотреть, можешь заучивать жесты. Только зря. Не дано. Ему дано, а тебе не дано. Он Игнатьев. Его отец был Игнатьевым, его дед был Игнатьевым и прадед… Все они совершенствовали свое ремесло; вот им дано, а тебе, человеку случайному, не дано. И никакое образование тут не поможет.
Работаешь ты с ним рядом, даже помогаешь ему, один и тот же сосок во рту мусолишь, а отчего бьются бутыли — так и не поймешь. Да и он сам, думаю, толком не знает. Батька сказал — делай так-то, сын и делает.
Да еще воск, которым при обжиге обрабатывают трубку, он не со склада берет, а вынимает из-за пазухи, завернутым в белоснежную тряпочку.
Да еще в трубку не дует, а «дышит»…
Легко сказать! В смену больше сотни бутылей! Надышишься. На последнем медосмотре не хватило шкалы прибора, которым измеряют объем легких. Даже врач удивился: «Сколько лет?» — «Двадцать». — «Исполнилось?» — «Нет еще». — «Значит, девятнадцать, в молодости все прибавляют».
А результат? Постучишь по бутыли — и будто разорвал обручи, которыми сдерживалось напряжение.
Я думал, мастер сам прогонит меня, оказалось — наоборот, накричал мне в ухо:
— Жаль расставаться! С тобой не соскучишься. Протасов идеальную баночку гонит, помереть с тоски можно.
Мне тоже было жаль расставаться с хорошим мастером, который, кстати сказать, не лишен еще и чувства юмора.
Мне было грустно от того, что придется уступить Протасову место, на которое мечтает попасть каждый. Ему зарабатывать надо.